Анжел Вагенштайн - Двадцатый век. Изгнанники: Пятикнижие Исааково; Вдали от Толедо (Жизнь Аврама Гуляки); Прощай, Шанхай!

Нелегко пробираться сквозь толпу людей, начисто пренебрегающих предназначением тротуаров. Продавцы расстилали свои рогожки прямо на проезжей части и торговали с них овощами, рисом, целебными травами и пряностями, не обращая ни малейшего внимания на моторизованные японские патрули, которые, отчаянно сигналя, проносились буквально в пяди от них. Тротуары же были заняты предприимчивыми китайцами, сумевшими обзавестись парой низких ящиков, которые служили им стульями, и одним высоким в качестве стола. Вместе с печуркой и кое-какой кухонной утварью этого было достаточно, чтобы открыть ресторан на двух клиентов. Вывеской для подобного заведения служил малоаппетитный кусок мяса или пучеглазая рыбина на крюке под тростниковым навесом.

Трое посланцев еврейских беженцев вздохнули более или менее свободно, только ступив на мост через один из многих притоков Янцзы — реку Сучоу, разделявшую Хонкю на две части. В нескольких шагах за ними блеснула на солнце плешь Шломо. По тяжелой грязной воде Сучоу скользили редкие лодки-джонки и самоходные баржи. Рассветы все еще были довольно прохладными, и японские солдаты на обоих концах моста жгли в железных бочках из-под бензина небольшие костры. В них и сейчас еще дотлевали щепки. Никто не мог даже предположить, что скоро этому небольшому, но строго охранявшемуся стальному мосту — единственным вратам между двумя совершенно разными мирами — предстояло сыграть ключевую роль в жизни Хонкю.

Повод, заставивший раввина и его спутников отложить свои субботние дела и предпринять, под зорким оком своего добровольного телохранителя, сегодняшний поход в мир сытых и власть имущих, был более чем тревожным. Уже в третий раз за последний месяц большая группа молодых китайских фашистов, начитавшись антисемитской пропаганды в газете Юдая кенку, учиняла погром в домах для еврейских беженцев. Кроме того, они в щепы разнесли и разграбили несколько еврейских магазинчиков и лотков, бросили бутыль с зажигательной смесью в только что открывшуюся скромную кондитерскую с трогательно ностальгической вывеской «Вена». Японские солдаты на инцидент никак не отреагировали: их задачей было охранять мосты и стратегические перекрестки, а не следить за порядком на улицах. Более того, они сами веселились и подначивали молодчиков криками, наблюдая за тем, как монахини-китаянки бесстрашно бросались в самую гущу схватки, чтобы вытащить из-под ног толпы старушку-докторшу Сибиллу Гольденберг, которая уже давно не практиковала, но здесь, в Шанхае, по мере сил помогала профессору Менделю в лазарете.

Муниципальные китайские власти тоже сначала не стали вмешиваться, но когда бывший флейтист из Дрездена Симон Циннер, тот самый неукротимый правдолюб из Штрафной роты номер 7, которому Ханзи раздробил пальцы, организовал группу самообороны, и дело дошло до форменной рукопашной схватки, на место срочно прибыли два десятка конных полицейских. Они наставили всем порядочно синяков и шишек, а одному человеку даже пришлось наложить на голову пару швов. Однако среди пострадавших было больше защитников, чем нападавших. Симона Циннера арестовали за нарушение общественного порядка, но выяснив обстоятельства, двумя часами позже освободили. Китайские фашисты, которые заварили всю эту кашу, разумеется, испарились, да никто и не собирался утруждать себя их поисками.

Хотя Юдая кенку выходила на японском и китайском языках, ни для кого не было секретом, что идейное руководство ею осуществляли официальные германские представители в Шанхае, они же оказывали газете финансовую поддержку. Этот листок представлял собой практически буквальную копию пропагандистских изданий Рейха, хоть и в переводе. Статьи, карикатуры — все перепечатывалось оттуда. После очередной попытки устроить Хрустальную ночь на местной, дальневосточной почве, руководство общины немецких евреев в Хонкю решило обратиться с протестом ко всем влиятельным лицам в международной администрации, управлявшей Шанхаем, поскольку ее китайская часть проявила по отношению к бесчинствам фашистов скандальную пассивность. В своей петиции Комитет подчеркивал, что хулиганы действуют безнаказанно и что это противоречит официально провозглашенной властями политике терпимости и нейтралитета по отношению к конфликту в Европе.

Провозглашать, впрочем, можно все, что угодно, особенно, когда нужна дымовая завеса, чтобы скрыть свои истинные намерения: как раз в это время велись интенсивные японо-американские переговоры о ненападении. Словом, глава японских оккупационных властей в Шанхае генерал Хисатаки Кикан делегацию принять отказался, объяснив это тем, что он как лицо военное не имеет никакого отношения к гражданским проблемам. Марионеточные китайские власти города в ответ на настойчивые письма заявили, что прибывшие из Германии евреи «де юре» являются гражданами Рейха, имеют действительные паспорта и выездные визы, изданные официальными немецкими учреждениями, а, следовательно, их проблемы — в соответствии с международным статусом Шанхая — это проблемы дипломатической миссии Германии. Муниципальные власти все еще не знали, что в Берлине обсуждался вопрос о лишении немецких евреев гражданства и депортации их как «нежелательных иностранцев». Тем не менее, пока что они действительно оставались гражданами Рейха, когда вопрос касался вытекающего из этого статуса обязанностей, но отнюдь не прав.

Самое глубокое безразличие Комитет встретил во французской миссии, «Консессьон франсез». Ее обитатели ушли в глухую оборону, проявляя полное непонимание любых проблем, не имевших прямого отношения к интересам Франции. Вообще-то их озабоченность была объяснима: Германии понадобилось всего сорок дней, чтобы захватить большую часть Франции и, практически, уничтожить ее армию. Немецкие танковые колонны предприняли стремительное наступление с территории уже покоренной Бельгии. Французский военный комиссар майор Лефевр, приняв делегацию, удивленно поднял брови: «Какое мне дело до всего этого, господа? У нас своих забот хватает. И, поверьте, они куда серьезнее ваших!»

Что ж, военный комиссар был прав. Еще в апреле 1940-го гитлеровцы быстро и без особых затруднений захватили Данию, Голландию, Норвегию, Люксембург и Бельгию. Предстоял разгром Франции.

Надежда на то, что бронированные колонны Гудериана забуксуют, наткнувшись на оборонительную линию Мажино, рухнула, как песочный замок. Все разговоры про ее абсолютную неприступность, про невозможность ее прорыва, оказались пустой иллюзией и пропагандистским туманом. Гитлеровские части даже не пытались атаковать ее железобетонные укрепления. Не теряя времени, они просто обошли линию Мажино через Арденны и вступили на территорию Франции с той же легкостью, с которой нагретый нож проникает в масло.