Николай Студеникин - Перед уходом

Старуха, путаясь в длинной юбке, торопливо села и вскинула глаза вверх. Перед нею, переминаясь с ноги на ногу, стояли милиционеры — молоденький и постарше. У того, который был постарше, на груди сияли какие-то знаки. «Награды, — с трепетом решила старуха. — Ишь какой серьезный…»

— Разве здесь место для ночевки, гражданочка? — хриповато спросил старший милиционер и с опозданием понес правую руку к козырьку фуражки. Его ладонь, двигаясь, на мгновение заслонила собой сияние витого желтого шнура и кокарды на фуражке. — В общественном месте, а?

— Шли бы вы домой, — посоветовал младший, совсем мальчишка. — Или вам плохо? Так мы «скорую» можем вызвать…

Старуха в смятении вскочила. Она рукою, не смея оглянуться, попыталась нащупать ручку чемодана, совсем позабыв, что он лежит, а не стоит. Старший милиционер посмотрел на чемодан долгим оценивающим взглядом.

— Приезжая, — сказал он своему юному коллеге. — Не видишь разве? — Он вздохнул. — М-да! Задача. Придется в отделение доставить. Нельзя ей тут, непорядок это… Поднимайтесь, мамаша, поднимайтесь! Пойдете с нами.

— …и пришли тут бояре и дворяне, и взашей старуху затолкали! — переврав строки из сказки великого русского поэта, громко прокомментировал кто-то посторонний.

Молоденький милиционер, взявший было старуху под руку, дернулся, словно от удара. Гримаса обиды исказила его лицо. Вслед за ним оглянулась и старуха. Кроме давешней парочки, на соседних скамьях не было никого. Девушка опять курила — над скамьей плавал аленький огонек.

— Ладно, пошли, — сказал старший милиционер и сморщился, как от зубной боли. — На каждого если внимание обращать, никаких нервов не хватит! Акафистов при нашей работе ждать не приходится… — вздохнул он.

Немного приотстав, он нес старухин чемодан, который казался ему слишком легким. Именно эта легкость и натолкнула его на подозрения: он как-никак был профессионалом и находился при исполнении.

— У тебя… у вас ничего не украли? — спросил он. — Район, правда, спокойный, но мало ли?..

Старуха оглянулась испуганно.

— Так нечего ж красть, — пролепетала она, потея от страха. — Вещей нет — одна кофта, еще смертное в узелке, а хлеб я съела, с яблоком…

Она вспомнила про пустую бутылку и стакан, завернутые в лоскуты газеты, и почувствовала себя преступницей, воровкой. Будто молодая жена кого-то из механизаторов пришла срамить ее под самые окна. Она втянула голову в плечи. Сейчас, сейчас разнесется обвиняющий крик:

— Карга старая! Не приваживай, не привечай!

Милиционер, однако, вопросов больше задавать не стал, только вздохнул тяжко и переложил из руки в руку легкий чемодан. Их процессию обогнала худенькая девочка в брюках, с прическою «конский хвост». Она вела на поводке огромного и гладкого, похожего на теленка пса. Старуха испуганно шарахнулась в сторону, потянув за собой молоденького милиционера, но высокомерный пес даже и взглядом их не удостоил. Девочка накрутила на запястье и без того туго натянутый поводок и, беспечно посвистывая, будто мальчишка, перебежала улицу — прямо перед носом большой черной машины, катившей бесшумно, словно тень или сон. На противоположном тротуаре девочка отпустила поводок, и пес, задирая громадную тяжелую голову, преданно затрусил с нею рядом.

Оказалось, что в милиции совсем не страшно. Наоборот — тепло, светло, люди веселые. Старуху усадили за длинный стол, на крышке которого в беспорядке валялись черные костяшки домино, и дали ей большую кружку с теплым и сладким чаем. Потом откуда-то принесли огромный, посыпанный маком бублик.

Дежурный старший лейтенант быстро просмотрел старухины бумажонки и подпер голову рукой. В камере уже сидела тройка подвыпивших молодцов, что было расценено проезжавшим мимо патрулем как мелкое хулиганство, да если бы их там и не было, пускать туда старуху не имело смысла.

Во-первых, впереди ночь, камера может понадобиться в любой момент, во-вторых, она — что скрывать? — сыровата, а в-третьих, нет даже шинелей, чтоб дать старухе постелить под себя и накрыться: лето ведь, никто шинелей не носит. Правда, в кабинете начальника отделения стоял диван, но поместить туда старуху дежурный не решился. Он хотел было позвонить начальнику домой, на квартиру, и спросить разрешения, но тут же одумался и с опаской покосился на телефон.

— А может, в гостиницу ее определим, товарищ старший лейтенант? — предложил молоденький милиционер, ласково поглядывая на старуху. — Позвонить туда, договориться…

Дежурный отмахнулся в сердцах:

— В какую еще гостиницу? Там и с паспортом-то не для всякого место найдется, бронь нужна, а у нее вот — цидулька из сельсовета! — Он потряс справкой, написанной на листке, вырванном из обыкновенной школьной тетрадки. — Ты что, маленький, не соображаешь совсем? Не в деревне родился? Нет, тут нужно другое решение искать…

— А если на вокзал? — подумав, сказал тот милиционер, который был постарше и носил на груди загадочные знаки отличия. — Не одна ведь она там такая…

Дежурный медленно посветлел.

— О, — сказал он, взвесив все «за» и «против». — Это мысль! Сейчас я с их дежурным соединюсь, потолкуем, — он потянулся к телефонной трубке, — думаю, договоримся! А вы, гражданочка, ничего, — обернулся он к старухе, — вы кушайте себе! Сейчас мы вас устроим.

Вслед за дежурным переключили внимание на старуху и другие милиционеры. Тот, что постарше, привстав на носки, заглянул в ее чемоданчик. Увидел там порожнюю бутылку и стакан, но ничего не сказал, отошел в сторону. Старуха поперхнулась, но быстро оправилась — стоило только пожилому милиционеру отойти. Глаз у него, наверное, был тяжелый. Есть такие люди: от одного взгляда молоко прокисает. Старуха жевала мягкий и вкусный бублик, запивая его очень сладким чаем, и все косилась на костяшки домино. У них была затейливая обратная сторона — как на вышитом полотенце, только черная.

Дежурный старший лейтенант положил трубку на рычаги и потер руки, как с морозца. Все поняли: пор-рядок, договорился, — и весело переглянулись.

Упругий ветер забил старухе рот и уши.

— Ну вот, бабка, — наклонясь к ней, прокричал милиционер, который сидел на высоком седле, сзади. — Домой вернешься, хвалиться будешь: на мотоцикле, мол, меня милиция московская катала!

— С ветерком! — подхватил, оглядываясь, другой, в крагах, водитель.

Старуха ничего толком не расслышала, но кивнула — на всякий случай. Глаза она держала плотно закрытыми. Сердце замирало от страха и быстрой езды.

Ехали недолго и привезли ее на другой вокзал — не на тот, на который она приехала днем, в жару, — но этого она, ошеломленная лихой милицейской ездой, не заметила. Милиционеры, отстегнув брезентовую полость коляски, высадили ее на твердую землю, на асфальт, сунули в руки чемоданчик и ввели ее в ярко освещенный, гудящий, словно улей, зал, полный запахов человеческих тел и — почему-то — сырых овчин.