Николай Камбулов - Разводящий еще не пришел

— Что он мог сделать? Вы же, Петр Михайлович, сами говорите: командир — это все: царь и бог, а остальное — ремень от винтовки.

У Гросулова задергался шрам на щеке. Его сухие глаза широко открылись:

— Разве это мои слова?

— Да как вам сказать... Может быть, и не ваши, только Бородин тут ни при чем, — смягчил Крабов.

— По-твоему, командир виноват?

— Конечно, он. Опыта и воли не хватает.

— Ты убежден в том, что Громов виноват?

— Конечно.

— Давай выкладывай.

Рассказ получился длинный, со множеством деталей и совсем неинтересных для Гросулова отступлений. Полковник запомнил только одно: те мысли по огневой подготовке, которые когда-то волновали его самого, лейтенант Шахов, кажется, сумел осуществить на практике. Когда Крабов умолк, он, словно пробудившись, произнес:

— Со второго выстрела, говорите?.. По закрытой цели?..

— Дело-то не в этом, Петр Михайлович.

— Нет, в этом, — сказал Гросулов и махнул рукой. — Ладно, будем спать. Завтра встанем в четыре. Две недели не охотился. Тянет, а потом уж займусь вашим ЧП.

Гросулов лег на диван. Поправляя на себе одеяло, продолжал:

— Генерал Захаров прочитал докладную Громова. Он накануне моего отъезда прислал. Сказал: поезжай разберись, кажется, что-то хорошее начали... Посмотрим, разберемся... По закрытой цели... Это здорово!

Крабов собирался выключить свет, но рука его вдруг опустилась:

— Генерал?! Одобряет?

— Гаси свет, Лев Васильевич, на охоте поговорим.

Крабов щелкнул выключателем и вышел на кухню, чтобы там подождать Елену.

Расследование «узловского дела», как показалось Крабову, шло несколько странным образом. Первый день, это было в понедельник, Гросулов еще кое-как интересовался им: он с пристрастием допросил Узлова. Тот отвечал коротко: «Да, знал, что Волошина не оказалось на огневых позициях, докладывать командиру батареи сознательно не стал, могли бы отстранить взвод от стрельб, а я хотел, как и все, отстреляться в срок и хорошо».

На второй день Гросулов уже забыл о ЧП, полностью занялся изучением результатов стрельб взвода лейтенанта Шахова. Он сидел в кабинете командира полка и вызывал к себе по одному человеку.

Вошел Савчук. Полковник знал этого офицера давно, обратился к нему по имени и отчеству:

— Садитесь, Петр Захарович. Вы член партийного бюро?

— Да, товарищ полковник.

— Знаете, по какому делу я вызвал?

— Знаю.

— Что скажете?

— Скажу, что идея Шахова далась нам не легко. Водолазов не хотел слушать. Громов — новый человек, проявил вполне понятную осторожность... пока сам не убедился в полезности дела. Лейтенант Шахов...

— Погодите, погодите, — остановил Гросулов Савчука. — Бородин нажимал на Громова?

— Нажимал, товарищ полковник. И не только он, многие коммунисты старались, чтобы новый командир быстрее понял ценность начинания.

— Удивительно! — Полковник резко поднялся и зашагал по кабинету, попыхивая трубкой. — Выходит, что командира опутали, подмяли под себя. Удивительно! Какой же он командир, если допустил такое насилие над собой?! — Петр Михайлович, поостыв немного, сел на прежнее место, заметил на лице Савчука недоумение и уже с меньшей строгостью продолжал: — В чем эта ценность выражается? Может быть, Шахов Америку открыл?

— Товарищ полковник, вы лучше меня знаете артиллерию. Разве вы не понимаете, как важно в современном бою метко стрелять по врагу!

Гросулову показалось, что капитан учит его, словно новичка посвящает в тайны, которые давно знает. Он, сощурив глаза, резко бросил:

— Экая глубина мысли! — Помолчав, спросил, глядя в окно: — Капитан, вы представляете, что для этого нужно?

Савчук спокойно ответил:

— Многое, товарищ полковник. Заранее знать местность, иметь хороших разведчиков, вычислителей, мастеров огня...

— Да, да! И этого мало!

— Верно. Командир полка знает об этом, и он делает все, чтобы наши разведчики отлично владели своим делом.

— Зна-ает! — врастяжку произнес Петр. Михайлович. Он поймал себя на мысли, что завидует Громову. «Черт возьми, похоже на то, что они что-то дельное начали», — пронеслось у него в голове. Чувство зависти быстро угасло.

— Савчук, скажите прямо: стоящее это дело?

— Очень стоящее, товарищ полковник. Вы посмотрите, какой планшет изобрел Шахов. Устройство удивительное!

— Понимаю, понимаю, видел. Но Крабов говорит: преждевременное начинание.

— Время зависит от людей. Сложа руки и дедовским способом не поразишь цели. Мы же имеем новейшие приборы, локаторы... Солдаты у нас со средним образованием, а есть и с высшим.

— Там кто еще есть? — Полковник показал на дверь.

— Наводчик ефрейтор Околицын.

— Пусть войдет. Вы можете идти... Как зовут? — поднялся навстречу ефрейтору Гpocyлов.

— Александр, товарищ полковник.

— А по отцу?

— По отцу, товарищ полковник, буду Матвеевичем.

Гросулов недоверчиво измерил солдата с ног до головы.

— Скажите, Александр Матвеевич, вы стреляли в лагерях?

— Так точно, стрелял.

— Какое количество снарядов выпустил ваш расчет?

— Один пристрелочный, один на поражение...

— Очень хорошо! А нужно было по норме?

— То ж, товарищ полковник, по норме. Мы эту норму к ногтю. Чего же на нее смотреть. Читал я сегодня газету, шахтеры еще не так эту норму прижимают... А разве плохо мы поступили, товарищ полковник? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Мы вот еще немного потренируемся, весь полк так будет стрелять. Экономия боеприпасов — раз, умение быстро поражать цель — два. Нонче цели, скажем танки, очень шибко бегают, тут надо именно с первого выстрела поражать их... А третье, товарищ полковник, — этим самым мы разным сачкам беспокойство создаем.

— Каким «сачкам»?

— Тем. которые говорят: «Солдат спит — служба идет».

— Комсомолец?

— Так точно. Мы им, сачкам-то...

Гросулов уже не слушал ефрейтора. «Мы, — думал он, — комсомольцы! Да, время, время. Может быть, так и должно быть? Неужели я отстаю?» — с ужасом спросил себя и, ни слова не говоря стоящему перед ним ефрейтору, начал одеваться. Потом долго ходил по городку, думал, взвешивал, приглядывался к людям и очень жалел, что инициаторам начинания не придется воспользоваться внедренным методом.

...Утром Гросулов уезжал в штаб дивизии. Громов провожал его до машины, стоявшей у проходных ворот. Полковник, открыв дверцу, спросил:

— Вы знаете, что ваш полк реорганизуется?

— Я знаю об этом давно.

— Так... знали... Это хорошо, по-солдатски, стоять у знамени, пока не придет разводящий... Не каждый на это способен. Ведь среди нас есть и такие, которые при вашем положении не стали бы брать на себя лишние хлопоты.

Громов хотел возразить, но промолчал.

— Как-то, еще будучи командиром батареи, я вынашивал мысль о таком вот методе стрельбы. Дело это стоящее, нужное. — Гросулов потрогал свой синеватый шрам, хотел было сесть в машину, но задержался. — Скажите, Громов, а Бородин как секретарь парторганизации всегда такой?