Алексей Кирносов - Два апреля

- Как быстро все прошло... Вы уже думаете только о своих делах, и я уже не глупая девчонка, я - «вы»... Да я уже и не девчонка. Не думайте, что я жалею.

- Глупая девчонка, - сказал он, - как была, так и осталась. Я думал, ты все поймешь сама, что не придется объяснять. У нас не свадебное путешествие, а проводка морем речного судна. Для того чтобы это судно как-то добралось до своей реки, я обязан думать и работать. А не валяться на диване со своей невестой.

- Как ты сказал?

- Как слышала, - вздохнул он. - Надо публично попросить твоей руки, чтобы ты догадалась? Может быть, ты жалеешь, что я не сделал этого вчера на банкете?

- Не знаю, - помотала она головой. - Ничего не знаю. Может быть, жалею. Может быть, я еще не соглашусь. Сейчас трудно решать. Сейчас я... слишком твоя. Не презирай меня.

- Это скоро пройдет, - сказал он и поцеловал ее руки. - Скоро ты снова станешь сильной, умной и самобытной. И сможешь решить.

- Смешной, - улыбнулась она. Как же я теперь стану самобытной? Мы так и не попробовали ром. И я опять не могу решить, хорошо ли это.

Овцын налил до краев большие хрустальные стопки.

Механики запустили вспомогательный двигатель.

Послышалось несколько отдаленных ударов поршней, затем ровный глубинный рокот.

- А тебе вправду цыганка нагадала две жены?- спросила Эра.

- Это была неквалифицированная цыганка, - сказал Овцын. - Она ошиблась.

- Нет, я не должна, - помотала головой Эра. Она выпила ром залпом и долго не могла отдышаться. - Это жидкий огонь. Иван, я горю, спасай меня.

Он поднял ее и вынес на веранду.

- Дыши, - сказал он.

Двина уже проснулась. Катера и буксиры побежали по ее могучему лону, заметались волны в сваях пристаней, затрепетали на сотнях судов флаги. Со стороны Соломбалы доносились приглушенные расстоянием гудки, тонкие свистки паровозов, грохот и скрежет лесопилок. Длинношеие краны держали в тонких клювах веревочки с пакетами досок и бревен, похожие издали на сказочных аистов, несущих детям подарки.

- Опомнитесь, капитан, - прошептала Эра. - А если вас кто-нибудь увидит!

- Позавидует, - сказал Овцын.

- Не надо возбуждать в людях нехорошие чувства, - сказала она. - Все-таки мне придется уйти от вас на «Гермес», к капитану Балку.

Обжившийся на «Кутузове» Згурский никак не мог понять, зачем надо переходить с такого приятного теплохода на какой-то буксир, хоть и флагманский. Эра сказала, что сценарий пишет все-таки она и ей виднее. После этого заявления Згурский поскреб небритую скулу и покорно отправился запихивать в чемодан так удобно размещенные в просторной каюте предметы личного обихода.

Один только капитан Иннокентий Балк и понял, почему Эра ушла с «Кутузова». В перерыве последнего перед выходом совещания капитан Балк придержал Овцына за пуговицу, сказал, укротив барский бас:

- У вас есть характер. И не беспокойтесь, я уж пригляжу, чтобы Эра Николаевна не бедствовала. Конечно, у меня не ваши возможности, но тоже не угольщик.

- Я не беспокоюсь, Иннокентий Юрьевич, - сказал Овцын. - Даже лучше. Болтать вас будет милостивее, чем меня.

- А, - махнул рукой капитан Балк. - Если прихватит, всем одинаково достанется.

До краев наполненный опытом Балк стал припоминать, кому, когда, как и от какого шторма доставалось. После совещания Овцын проводил его

до шлюпки - «Гермес» уже стоял на рейде.

- Ну... берегите свой корвет, - улыбнулся Овцын, прощаясь,

Балк прижмурил глаза, крепко пожал ему руку и молодцевато прыгнул в шлюпку. Через два часа флагман снялся с якоря, и за ним цепочкой потянулись к морю сухогрузные и наливные самоходные баржи. Только к полуночи «Кутузов» замкнул собою колонну.

Марат Петрович глядел на узкие и длинные баржи, поеживался, словно от холода.

- Как представлю себе этих красоток в море, Перекреститься тянет, -сказал он.

- Они уже в море, - заметил Овцын.

- Я не о Белом море говорю.

- Белое море тоже не деревенский пруд. В позапрошлом году нас здесь так прихватило, что потом трое суток у Святого Носа собирались. Кого в Мезень унесло, кого в Кузомень. Всякое бывает на Белом море.

Часа три они молчали. Потом Овцын сказал:

- Сбавляйте ход, старпом.

Желтовато-белая стена впереди одно за другим проглатывала суда. «Кутузов» протаранил ее последним, и сразу переменился ясный ласковый и доброжелательно до этого настроенный к человеку мир. Мир померк, заволок пеленой глаза, наполнился ревом туманных сигналов, потек за шиворот холодной сыростью.

- Пожалуй, шторм - это даже лучше, - сказал старпом.

- Когда его нет, то конечно, - согласился Овцын.

Колонна то сжималась так, что под носом вырастала вдруг чья-нибудь корма, и старпом, отпихнув рулевого, яростно крутил штурвал, то растягивалась на несколько миль, и суда отчаянно гудели ревунами, созывая затерявшихся в непроглядном атмосферном молоке.

Ксения принесла в рубку обед. Лицо ее было напряженно-серьезно, и старпом впервые, увидев буфетчицу, не заулыбался, не стал молоть комплименты, даже не помог расставить на штурманском столе посуду.

Но все на свете имеет конец, кончился и туман.

Овцын поставил на вахту Соломона, услал старпома спать, а сам прилег на кожаный диван тут же в рубке. Когда он проснулся, колонна еще шла малым ходом, собираясь, выравниваясь, поджидая заблудившихся в тумане. Он спустил ноги, сунул их в туфли и тут заметил, что под головой была подушка. «Конечно, не Соломон подсунул, - подумал он. - Впрочем, дело полезное, - он погладил подушку ладонью, - пусть тут и живет».

В Баренцевом море, сразу за Каниным Носом, еще не успела вся колонна лечь на новый курс, налетел вдруг при ясном небе шторм от норд-веста, и тут «Кутузов» показал, что такое высота надводного борта, чуть ли не в десяток раз превышающая осадку. Его валяло на обе стороны и неудержимо несло к берегу, на камни. Самоходки хоть извивались змеями на волне, могли идти своим курсом, а «Кутузова» несло. Овцын связался по рации с Балком.

- Придется попрощаться, Иннокентий Юрьевич,- сказал он. - Я лягу на ветер. Ничего другого не придумаешь.

- Вижу, - сказал Балк.

- Идите без меня, я потом догоню.

- Добро, - разрешил капитан «Гермеса». - Воюйте в одиночку. Постойте, Эра Николаевна хочет сказать вам несколько слов.

- Как она держится - спросил Овцын.

- Как подобает.

- Работает?

- О да, - пробасил Балк. - Бледнеет, но работает.

- Передайте поклон, - сказал Овцын. - А «несколько слов» я выслушаю на Вайгаче. Некогда. Успеха вам, Иннокентий Юрьевич.

- И вам.

Овцын застегнул крышку рации, приказал ворочать, на ветер. «Кутузов», подставив ветру обтекаемый нос, медленно пополз от камней на северо-запад. Караван уходил все дальше, и скоро в штормовом море остался один вычурный речной пассажир. Внушительно выглядел он у невской набережной. Беспомощным и жалким оказался здесь, в чужой ему и недоброй стихии.