Алексей Кирносов - Два апреля

- У вагона ты поцеловала его, - сказал Овцын.

Закрыв глаза, он видел, как они едут в машине, касаясь друг друга, как сидят в ресторане и не находят слов, которыми можно облегчить страдание, как медленно идут вдоль длинного поезда и останавливаются у вагона, как он смотрит на Эру тоскливо и обреченно, слушая голос, объявляющий, что до отхода поезда номер два, следующего по маршруту Москва - Ленинград, осталось пять минут, как сжимает ее руки, которые она не могла не дать ему. И вдруг, когда поезд уже двинулся, она вырывает руки, целует его, и бежит прочь, и плачет о человеке, которому принесла страдание...

- Да, - сказала она. - И за это ты тоже прости меня.

- Глупая девчонка, - сказал он. - Это из другой пьесы. Когда-то давным-давно грозный царь персидский приказал высечь море за то, что оно его огорчило. История сохранила этот факт нам в назидание.

- Значит, ты меня и не простишь и не накажешь? - спросила Эра.

- Значит, так, - сказал он, - Иди с миром.

- Куда? - испугалась она.

- В ванную. У тебя заплаканное лицо.

Эра ушла. Он поднялся и собрал с пола окурки.

«Ни к чему эта мелкая распущенность, - думал он, - ни к чему!»

Шеф отдела астрометрических постоянных Геннадий Михайлович Кригер, профессор, доктор физико-математических наук и член-корреспондент академии, целый месяц не замечавший нового лаборанта, вдруг остановил Овцына в коридоре, взял под руку и отвел к окну.

- Как вам работается, Иван Андреевич? - ласково спросил шеф.

- В общем работается, Геннадий Михайлович, - ответил Овцын.

- Когда работается «в общем», это никуда не годится, верно? -улыбнулся Кригер.

- Куда вернее, - согласился Овцын, думая, к чему это профессор клонит и не собирается ли он предложить лаборанту забрать свою шляпу и покинуть сей институт мирового значения. Ей-богу, он не стал бы упираться. Он равнодушно смотрел на розовую плешь низкорослого профессора и ждал.

- Не думайте, что я за вами не наблюдаю, - заявил Кригер и помотал пальцем перед его подбородком. - я за всеми наблюдаю, я вас всех изучил, все про вас знаю!

- Не сомневаюсь, - сказал Овцын.

- Вот то-то! - Профессор радостно захихикал.- Знаете, услужливый человечек мне даже ваши карикатурки принес. Очень художественно исполнено.

Овцын вспомнил рожицы, которые рисовал на миллиметровке в тот черный день, и стало совестно. Одна рожица, над которой он больше всего старался, была кругленькая, плешивенькая и ушастая: ни дать ни взять шеф.

- Не ожидал, что вы держите при себе услужливого человечка, профессор, - сказал Овцын, раздражаясь, как и всегда, когда он бывал не прав или пристыжен.

- Держу ли? - Кригер скривил рот и пожал плечами. - Скорее, смиряюсь с существованием этого человечка. А смиряюсь потому, что по некоторым причинам личного характера убрать его, сиречь выгнать, не могу. Обижу другого человека, вполне достойного всяческого почтения. Вот как бывает... Иван Андреевич, я подумал, что хватит, наверное, вам заниматься этой девичьей работой. Ничего она не дает ни вашему уму, ни сердцу.

- Я предчувствовал, - сказал Овцын.

- Что вы могли предчувствовать? Мысль пришла мне в голову вчера после кино, я еще ни с кем ею не делился. Вы предчувствовали что-нибудь иное.

- Возможно, - согласился Овцын. - Предчувствия вещь темная.

- Словом, я хочу предложить вам другое дело, более для вас подходящее, - сказал Кригер. - Сейчас на заводе делают новый инструмент -лунную трубу. Кстати, она предназначена для вашего друга Валдайского. И наша обсерватория просит у меня человека, способного наблюдать за этим производством.

- В каком смысле наблюдать? - спросил Овцын.

- Это уже деловая речь, - сказал Кригер. - Наблюдать предстоит в трех

смыслах: во-первых, чтобы все делалось в полном соответствии с нашими требованиями и по согласованным с нами чертежам; во-вторых, все агрегаты должны быть тщательнейшим образом испытаны, дабы они работали безупречно. Третий смысл тоже очень важный - производство должно двигаться в хорошем темпе. Инструмент, видите ли, экспериментальный, и поэтому план у них резиновый. А по нашему плану наблюдения на лунной трубе должны начаться в марте будущего года. Разрыв нас не устраивает.

- Я ничего не понимаю в лунных трубах, - сказал Овцын. - Если меня спросят на заводе, чем лунная труба отличается от водосточной, я не сумею толково ответить.

Кригер захихикал, довольный.

- Это прекрасно, Иван Андреевич! В лунных трубах никто ничего не понимает, в России их еще не было. Что от вас потребуется? Свежий и цепкий глаз. Воображение. Умение читать чертежи. Элементарное знание небесной механики и главное - умение... как это называется... - Кригер подергал себя за мочки оттопыренных ушей. - Да! Умение толковать. То есть уметь убеждать людей сделать сегодня то, что они уже отложили на завтра. Все это в вас есть, не смейте мне возражать!

- Я не собираюсь возражать, - сказал Овцын. - Во мне все это в самом деле есть. Но хватит ли этого, чтобы вытянуть вашу трубу из цеха?

- Конечно, придется кое-что почитать, - закивал профессор. -Литература по зарубежным трубам есть, и наша и переводная. Полагаю, что небольшое напряжение ума вас не затруднит? Или вы предпочтете и дальше механически рассчитывать широты?

- Я поговорю с Дмитрием Петровичем, - сказал Овцын. - И вообще сперва почитаю, что такое лунная труба. Пока ничего не могу вам ответить относительно дела, которого я не знаю.

- Поговорите с Дмитрием Петровичем, поговорите, дражайший Иван Андреевич! - захихикал Кригер.

- А что такое? - насторожился Овцын.

- То, что он фанатик этой трубы! - провозгласил профессор, сунул пухлую руку и быстрыми шагами, приплясывая, пошел по коридору.

Считать широты по наблюденным околозенитным звездам Овцыну надоело смертельно. В этом для него не было уже никакой, даже маленькой тайны. Предложение шефа пришлось кстати, новая пища для ума была сейчас совершенно необходима.

- Конечно, соглашайся! - завопил Митя Валдайский и стал совать ему журналы и сборники, где были статьи о лунных трубах. - Это же, перспективнейшее дело! Это же непочатый край! Я на лунной трубе и кандидатскую и докторскую спроворю!

- Лунная труба предназначена для того, чтобы проворить диссертации? - спросил Овцын,

- И это вошло в конструктивный замысел, - засмеялся Митя. - Не будь пижоном, ступай в университет. Через семь лет на нашей трубе станешь кандидатом.

- В конструктивный замысел моей судьбы это не входит, - сказал Овцын. - Однако статейки я почитаю.

Он отдал папки со своими расчетами маленькой Наташе с косичкой, и она приняла их благоговейно, как библиограф отдела древних рукописей принимает старинный манускрипт. Вдруг он почувствовал себя освобожденным от бремени и ушел с работы на два часа раньше.