Пенелопа Лайвли - Жаркий сезон

— Что ты думаешь о концепции романтической любви? — спрашивает Полина. — Неугасимой любви до гроба.

Хью поднимает глаза от меню:

— Секундочку. — Он дочитывает меню, кладет его на стол и снимает очки: — Как у Элоизы и Абеляра? Ромео и Джульетты? Дидоны? Ты о таком?

— Да.

— Надеюсь, ты ею не заразилась. Говорят, она вредна для здоровья. Ты ведь не влюблена?

— Я редактирую книгу про романтическую любовь.

— Слава богу, а то мне пришлось бы думать, как тебя вылечить. Теперь ведь с такой проблемой принято идти к психотерапевту?

— Нечего зубоскалить, — говорит Полина. — Любовь — дело серьезное. Поэтому о ней и пишут книги, вот как мой автор.

Хью вздыхает:

— Ты наверняка права. Мне и раньше говорили, что у меня низкая эмоциональная температура. Наверное, поэтому я так люблю есть. Кстати. Что закажем? Может, соблазнишься на семгу? И тут есть что-то этакое из голубиной грудки, чего я прежде не встречал. Наверное, попробую.

Они делают заказ.

Хью в благостном настроении. Он снова надевает очки и внимательно смотрит на Полину:

— Должен сказать, что ты замечательно выглядишь. Тебе очень идет этот светло-кофейный загар в мелкую крапинку. Он похож на цвет старинной бумаги.

— Спасибо. Так ты не признаешь идею романтической любви?

— Я такого не говорил. Я не принадлежу ни к одному религиозному объединению, но отсюда не следует, что я отвергаю саму идею религии. Это слишком категорично. А хороший роман?

— Точно не знаю. Действие происходит в условно средневековом антураже. Герои — дама и рыцарь, но он ее предает. Уезжает, она ищет его и в конце книги накладывает на себя руки. Еще там есть драконы, единороги и вервольфы.

— Подозреваю, что это не моя книга, — говорит Хью.

— И не моя совершенно. По счастью, от меня не требуется выносить вердикт. Я только правлю ошибки. Однако она затягивает. И по-настоящему грустная. Я плакала, честное слово. Вообще-то я над машинописными страницами не плачу — когда ползешь от слова к слову, не до того.

Хью задумывается. Одна из привлекательных его черт — он человек серьезный и внимателен к собеседнику, особенно если этот собеседник Полина. Сейчас он вникает в ее слова и одновременно — в салат из морепродуктов, который ест. Наконец Хью говорит, что не вправе судить, поскольку никогда не имел дела с машинописными текстами, однако склонен предполагать, что художественная сила слов, если она есть, должна проявляться независимо от материального носителя — нет никаких причин, по которым машинописный шрифт действовал бы хуже типографского. Спрашивает Полину, как ее крабовый террин.

— Очень вкусный. Но типографский шрифт убедительнее. В нем есть завершенность. Про машинопись знаешь, что ее еще можно перекурочить. И моя работа — курочить чужие тексты.

— Понятно. А мне можно попробовать? Я про террин.

Полина придвигает ему тарелку. Хью берет на вилку кусочек террина, отправляет себе в рот:

— Мм. Очень хорошо. Мне надо было взять его. Морепродукты какие-то уж очень обыкновенные. А как Тереза?

— У Терезы все отлично, — отвечает Полина.

Хью смотрит на нее пристально, как будто не вполне удовлетворен ответом:

— У вас там точно все хорошо?

— Точно-точно. Погода великолепная. По выходным мы посещаем различные туристические объекты. С научной целью. Это нужно Морису для его книги.

— Какой ужас, — говорит Хью. — Думаю, тебе нужно срочно перебираться в Лондон.

Полина мотает головой. Нет, она останется там. По нескольким причинам. И лето действительно выдалось на редкость хорошее.

— Определенно на тебя что-то нашло, — замечает Хью. — Ты никогда раньше не говорила о погоде.

Полина смеется:

— Тогда тебе стоит привнести в беседу интеллектуальную нотку и рассказать, что ты поделывал в последнее время.

Хью навещал заокеанских клиентов. Он рассказывает Полине о поездке в Йель и Торонто, где договаривался о продаже книг в крупнейшие библиотеки, и в Нью-Йорк, где действовал в качестве агента некоего коллекционера, собирающего современные первоиздания.

— Я сумел заполнить главный пробел в его книжном шкафу, — говорит Хью. — «Улисс» в идеальной сохранности.

— Он их читает?

— Нет, конечно, у него книги не для того.

— Я все-таки не понимаю библиофилов, — говорит Полина.

— Их никто не понимает. По счастью, такие люди встречаются довольно часто, иначе я бы остался без работы. Просто ты имеешь дело с человеком, у которого в голове тараканы. Во всем остальном они совершенно нормальны. Тот, что в Нью-Йорке, биржевик. Неприлично богатый и жутко скучный. Он угощает меня в лучших ресторанах, так что еда выше всяких похвал, но разговор как-то не клеится.

Полина воображает Хью в этих поездках, как он ходит по американским городам с заношенным плащом, перекинутым через руку, и таинственным сокровищем в портфеле. Ведет переговоры в светлых просторных офисах, ест в специально выбранных ресторанах. Ложится спать в гостиничных номерах.

— А где ты останавливаешься? Например, в Нью-Йорке.

Хью вздрагивает, потом вид у него становится немного пристыженный.

— Вообще-то в Нью-Йорке я останавливаюсь у женщины, которой верен… э… лет, наверное, десять, если не больше…

Полина смотрит на него, не веря своим ушам.

— Дело в том, — продолжает Хью, — что она потрясающе готовит завтраки. Она итальянка, у нее кулинария в Вест-сайде и домашний пансион для избранных постояльцев. Ее вафли — мечта.

— Хью, я тебя обожаю, — говорит Полина.

— И я тебя. Как семга, заслуживает доброго слова? То, что они учудили с голубиной грудкой, безусловно, любопытно.

Полина наносит визиты вежливости в несколько издательств, с которыми сотрудничает. Болтает с бывшей коллегой в редакции, где когда-то сидела от звонка до звонка, спрашивает себя, скучает ли по работе в коллективе, и приходит к выводу, что нисколько.

— Как там наш Морис? — интересуется коллега.

— В добром здравии, насколько я знаю.

— А как продвигается его великий труд?

— Вроде бы вполне благополучно.

— Джеймс Солташ говорит, что книга о туризме наделает много шуму. Что она разоблачает заблуждения и срывает маски.

— Не сомневаюсь.

— Занятный тип, этот Морис, — говорит коллега после недолгой паузы, затем внимательно смотрит на Полину и меняет тему: — Так вы окопались в деревне до конца лета?

— Да. Смотрю, как растет пшеница на поле.

— Идеальная жизнь, наверное. Не то что у нас тут… — Коллега начинает с удовольствием рассказывать о забавных происшествиях в издательском мире, возможно, желая показать Полине, сколько та потеряла. — А по работе что делаете? — ласково спрашивает она.

— Расставляю запятые в романе про единорогов, — отвечает Полина, вставая.