Пенелопа Лайвли - Жаркий сезон

— Здравствуйте, миссис Картер. Я решила дождаться вас, чтобы впустить. У него клиент, который засел в кабинете и не уходит.

— Может, спасем его, притворившись, что я тоже клиент?

Марджери смотрит неуверенно. Нет, думает Полина. У меня не тот типаж — ни плаща, ни потертого портфеля.

— Мне спешить некуда, подожду. Как все вчера прошло?

— Очень тихо и традиционно, — отвечает Марджери.

Полина слышит сдержанный ответ и отчетливо представляет маленькую часовню при крематории, кучку родственников, цветы. Слышит умиротворяющие слова обряда.

Марджери вздыхает:

— Так или иначе, теперь все позади. Ему будет легче.

Не совсем понятно, говорит она о похоронах или о чем-то более общем. Марджери лет пятьдесят с небольшим, она маленького роста, подтянутая, носит строгие костюмы и платья. Полина даже не знает, вдова она, разведенная или просто одинокая. Марджери безусловно привязана к Хью. Все эти годы она была его тенью, идеальным личным секретарем: вела дела, когда он был в отъезде, деликатно напоминала, если он что-нибудь забывал. Хью привык полагаться на нее во всем. А что чувствовала к нему сама Марджери? Сейчас Полина впервые об этом задумалась.

— Он хорошо держался. — Марджери понижает голос и косится на дверь кабинета. — Боюсь, в следующую неделю-две он по-настоящему ощутит всю тяжесть удара. Ему нужны будут забота и помощь.

— Да, — отвечает Полина. — Я рада, что у него есть вы, Марджери. Вы очень много для него делаете.

Марджери легонько пожимает плечами, словно говоря: «Мне за это платят».

— Он заслужил передышку. Мне хочется думать, что у него еще все может быть хорошо.

— Мне тоже.

Марджери садится за свой стол и придвигает Полине стул. Взгляд у нее осторожный и даже чуточку строгий. «Не лезьте в мои дела», — словно говорит она. Полина с новой остротой понимает, как же мало знает о Марджери.

— Вы один из самых близких его друзей, миссис Картер, так что, уверена, мы обе хотим для него одного и того же.

Тут дверь кабинета открывается, и Марджери умолкает.

Выходит Хью с японцем и, виновато кивнув Полине, провожает гостя на улицу.

— Ладно, я пойду. — Марджери берет сумку и плащ. — Оставляю его на ваше попечение, миссис Картер.

В дверях она что-то тихо говорит Хью — тот наконец-то сумел отделаться от японца — и, цокая каблуками, выходит на улицу. Марджери из тех женщин, что всегда ходят на каблуках.

— Извини, — говорит Хью. — С японцами очень приятно иметь дело, только из-за этой дурацкой вежливости все занимает в два раза больше времени. Марджери сказала, что дождется тебя.

— Да, спасибо ей. Он что-нибудь купил?

— Кое-что по мелочи, — неопределенно отвечает Хью. — Они сейчас увлеклись ботаникой, а я к этому не готов. Ну что, пойдем? Ужасно хочется выпить. Если ты не против, предлагаю сегодня итальянский ресторан.

В ресторане он в два глотка осушает бокал кампари.

— Знаешь, а я все-таки закажу второй. Вообще-то за мной раньше такого не водилось, да? Как ты думаешь, я сопьюсь?

— Вряд ли. Просто у тебя была трудная неделя.

— Твоя правда. — Он устало проводит рукой по лицу и, чуть помолчав, добавляет: — Ну что ж, теперь все позади… Спасибо тебе огромное, что приехала. Я так рад.

— Скажи мне вот что: Марджери была когда-нибудь замужем?

— Да ну, ты что. Она живет в Ричмонде с другой женщиной.

Конечно, думает Полина. Какая же я непонятливая!

— Я вообразила, что Марджери все эти годы была тайно в тебя влюблена.

— Скажешь тоже! Ее подруга — швейцарка по имени Иветта. Потрясающе печет кексы. Марджери меня иногда угощает.

Подходит официантка, они делают заказ.

— Это будет моя первая настоящая еда с тех пор… с тех пор, как все произошло, — говорит Хью. — Есть совсем не хотелось. И дома я почти не был. Спал в магазине, но вряд ли смогу долго так продолжать.

— Продай его.

— Магазин? — изумленно спрашивает Хью.

— Нет, нет. Дом. Ты совершенно не обязан и дальше там жить. Купи квартиру в городе. Тебе всегда этого хотелось.

— Да. Да. А ведь правда, почему бы и нет? — Хью обдумывает эту мысль, явно ошарашенный предоставившейся ему новой свободой действий. — Да… а ведь, наверное, я так и поступлю.

— Когда будешь готов. Спешить незачем.

— Твоя правда. — Хью смотрит на кусок хлеба, который крошит в руках. — Знаешь… я прожил в браке двадцать семь лет. Как-то не сознавал, а тут принялся разбирать бумаги и увидел. Я всегда дарил ей цветы на годовщину свадьбы, но не считал, какая это по порядку. Что, в общем, не удивительно.

— Хью… А когда это началось? Болезнь Элейн?

Он смотрит на Полину поверх бокала. Она вступила на запретную территорию, и мгновение кажется, что Хью сейчас резко сменит тему: заговорит о еде или о поездке за книгами. Однако он сдается:

— Почти сразу. Я все пытался понять, что я такого сделал. Все было замечательно, и вдруг она за год сделалась совсем другой. Перестала разговаривать с людьми. Выходить из дому. Она и прежде не была особо компанейской, но тут явно что-то пошло не так. Разумеется, я водил ее к специалистам.

— И что они говорили?

— Да все подряд. Агорафобия. Родительская жестокость. Какой-то нехороший эпизод, когда ей было шесть. Сексуальная дисфункция.

— А это правда было?

— Насчет секса? Ну, скажем так, он не слишком ее интересовал. Но ведь и мне не то чтобы очень много надо. — Хью не смотрит Полине в глаза. — Я особенно много и не просил. И все равно поначалу я думал, что это из-за меня.

— Нет, — говорит Полина. — Я уверена, это все равно бы произошло само.

— Да, я тоже теперь так думаю. И даже понимаю, отчего все случилось. Просто… она ни во что себя не ставила. Считала, что она скучная, глупая, некрасивая. Другие люди превратились для нее в угрозу. Оставалось одно — прятаться. Заниженная самооценка, так вроде это называется?

— Вроде да.

— И в итоге это довело ее до… в общем, она перестала быть нормальной во всех смыслах слова. Меня больше всего убивало то, что человек может полностью уничтожить себя собственным презрением.

Полина кивает:

— Бывает и наоборот. Люди сами себя создают.

Она думает о самоуверенности, которой бывает довольно для головокружительной карьеры. Об умении внушить окружающим нужное впечатление.

Приносят еду. Хью начинает рассказывать про похороны:

— Ты была права насчет органа. Гимн звучал бы уж слишком душераздирающе. А вообще ощущение было тягостное. Когда гроб начал опускаться, я подумал… хотя на самом деле Элейн практически умерла уже давно. Она ведь много лет почти со мной не разговаривала.

— Все позади, — мягко говорит Полина. — Теперь будет иначе.

— Да. Я пытался об этом думать.

— Попробуй свою салимбокку. Это ведь она?