Александр Фурман - Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть II. Превращение

Лицо у Фурмана было красным, он уже с трудом вслушивался в Верины излияния – все это было мимо, мимо! Он чувствовал стыд, ужасный стыд. Он не знал, куда деваться от стыда… На них же смотрят. Она – дура. Просто старая грязная дура. Что она мне предлагает?! Тридцать лет в школе…

Слава богу, звонок на урок прервал этот кошмар.

– Я прошу тебя, Саша, еще раз обо всем подумать! И помни, все это – только между нами!..

Даже родители не знали, что на это сказать…

О сданном сочинении речь больше не заходила, оно как бы просто «исчезло» (скорее всего, Вера Алексеевна его припрятала во избежание возможных осложнений).

Более смешная история вышла с «Горем от ума».

Сначала Фурман, загрузившись Бориными пламенными речами, написал бойкое домашнее сочинение о том, что Чацкий – это жалкий болтун, который «мечет бисер перед свиньями», вместо того чтобы «заниматься делом». Вера Алексеевна поставила ему тройку за содержание и четверку за русский. (Фурман обиделся и решил в дальнейшем скрывать свои собственные мысли. Следующее сочинение, которое писалось в классе по «Мертвым душам», он впервые в жизни накатал прямо по спрятанному под партой учебнику, из мести даже не прочитав само произведение. Получив и на этот раз трояк за содержание, он совсем запутался: чего же ей, Вере, надо?..) При обсуждении сочинений Фурман неожиданно для Веры Алексеевны изложил какую-то развитую нетрадиционную интерпретацию (естественно, усвоенную им прошлым вечером от Бори) со ссылками на письма Александра Сергеевича Пушкина. Либеральные педагогические установки (а может, и сам черт) дернули Веру Алексеевну вступить с Фурманом дискуссию, и, когда аргументы исчерпались, последнее, что пришло ей на язык, было возмущенно-недоуменное: «Что же я, по-твоему, полная дура и вообще ничего не понимаю в литературе?..» Ответить на столь двусмысленный вопрос Фурман не смог, и в классе повисла долгая задумчивая пауза – ведь Вера спросила так искренне… Наконец класс грохнул. Это был настоящий «момент истины», почти удушье…

Кончилось все по-доброму: после секундной растерянности Вера Алексеевна сообразила, что сама ляпнула какую-то глупость, и, покраснев, улыбнулась…

А Фурман, конечно, стал героем дня.

Была середина марта.

После звонка с урока Вера Алексеевна попросила Фурмана задержаться на минутку. В четверг у нас на русском будет методист из РОНО, сказала она. От меня требуется продемонстрировать качество моей работы. Я, конечно, могу вызвать к доске кого-нибудь из наших отличников и показать все, на что мы способны, но в данном случае от меня ждут не этого. Да и мне самой, если честно, неохота пускать пыль в глаза. Я знаю, ты у меня не большой любитель зубрить правила. Но я ведь так редко прошу тебя о чем-нибудь: не мог бы ты подготовить мне одну устную тему – в порядке, так сказать, личного одолжения? Не обязательно даже на пятерку, достаточно будет ответить на твердую четверку. Ну как, могу я на тебя рассчитывать? – Фурман с вялым согласием пожал плечами. – Я буду тебе очень признательна…

Пришлось несколько раз читать этот дурацкий параграф. Вообще-то правило было не очень сложное, из пяти пунктов. Насморк понемногу усиливался.

В четверг на русском на задней парте среднего ряда угнездилась строгого вида худая тетенька в очках. В нужный момент Вера Алексеевна вызвала Фурмана к доске. Сознавая свою ответственность, он чуть-чуть волновался, но все ощущения сглаживала притупляющая завеса насморка. Как назло, Фурман забыл дома платок и периодически шмыгал носом.

Вера не просила его вызубрить параграф один в один, поэтому он правильно по смыслу, хотя и не совсем точно пересказал все пять пунктов, вдобавок слегка перепутав их порядок (который в принципе не играл никакой роли). Из-за этих мелких помарок Вера Алексеевна вынуждена была поставить ему четверку с минусом, попросив в следующий раз запоминать правила более точно. Но в целом все вроде бы прошло нормально.

Шмыгнув носом, Фурман с облегчением опустился на свое место. Вдруг сзади раздался громкий противный голос:

– Вера Алексеевна, прошу прощения, но я не могу не вмешаться!

Все с сонным недоумением повернули головы назад. Очкастая тетка наглым тоном заявила, что она категорически не согласна с оценкой уважаемой Веры Алексеевны: ответ «молодого человека, вот этого, который только что выходил к доске», безусловно, не заслуживает четверки, пусть даже с минусом. Вера Алексеевна излишне добра к своим ученикам. Злобная зануда заставила бедную Веру переправить четверку, уже поставленную и в дневник, и в журнал, на тройку. Мало того, она потребовала, чтобы Фурман сел поближе к ней (для чего пришлось освобождать целую парту) и написал свой ответ еще раз – на отдельном листочке и так, как положено.

Кто-то из ребят покрутил пальцем у виска, девчонки качали головами и осуждающе поджимали губы, но все было исполнено по желанию дорогой гостьи.

Фурман частью ума жалел Веру: зря все-таки она на него понадеялась. Вызвала бы сразу кого-нибудь из зубрил-отличников – в крайнем случае, тетка потребовала бы поставить им четверку, но все было бы лучше… Самому-то Фурману до лампочки – что тройка, что четверка. И с бабой этой тоже все понятно – она просто ЗЛАЯ СТАРЕЮЩАЯ СУКА (как только с ней муж живет…). А вот то, что нос уже совсем не дышит и башка как в тумане – это и вправду нехорошо.

Через пять минут события получили новый поворот. Сданный Фурманом листочек методистку не удовлетворил: там не было фамилии, почерк был неаккуратный, а главное, чертовы пункты опять расположились не так, как в учебнике.

– Ну что ж, вот видите! Обращаю ваше внимание, Вера Алексеевна, что я все-таки была права! Молодой человек, подождите, куда же вы? Мы ведь с вами еще не закончили! Присядьте, я вам объясню, что делать дальше. Если вы не можете запомнить правило, то вам нужно взять учебник, выучить этот раздел наизусть и выполнить работу еще раз – или столько раз, сколько потребуется, чтобы сделать все, как надо. Вам же поставили тройку, а не двойку, так что уж постарайтесь хотя бы оправдать эту оценку!

Фурману вдруг показалось, что это уже слишком: в груди с тяжелой ухмылкой шевельнулся короткий малиново-алый меч – но энергия тут же иссякла, и им снова овладело терпеливое равнодушие. Да и вступить сейчас в пререкания с этой дурой – только Вере сделать хуже… Волоча ноги, он сходил к своему обычному месту, взял там учебник, но вырывать из тощей тетрадки еще один лист у него не было ни сил, ни желания.

– У бедя листочка больше дет, – шмыгнув, хрипло объяснил он.

Стерва радостно завелась с пол-оборота:

– Вера Алексеевна, выдайте пожалуйста, молодому человеку пару чистых листочков – он говорит, что у него их нету!