Эдуардо Мендоса - Правда о деле Савольты

Кортабаньес дотянулся, наконец, до салфетки, вытер пальцы, губы и проглотил котлетки. Кавалер ордена похлопал его по спине.

— Приятного аппетита.

— Спасибо! Большое спасибо! Простите меня великодушно, но я запамятовал ваше имя.

Кортабаньес на таких многолюдных сборищах блаженствовал. Царившая здесь атмосфера внешней учтивости, этикета, лишенная прямолинейных вопросов, профессиональных советов и коварных предложений, придавала ему особую уверенность. Ему нравилось вести непринужденные беседы, сплетничать в компаниях, злословить, отпускать фривольные шуточки. Нравилось наблюдать, делать выводы, предсказания, знакомиться с новыми людьми, оценивать весомость тех, кто приобретал власть, и тех, кто ее терял, высказывать суждения относительно тайных сделок, салопных предательств, социальных преступлений.

— Касабона, Аугусто Касабона, к вашим услугам, — представился кавалер ордена, тыча себя в грудь большим пальцем.

Кортабаньес пожал ему руку, и они смолкли, не зная, о чем говорить.

— Что вы скажете, — пробормотал наконец кавалер ордена, — по поводу последних слухов, которые здесь ходят?

— Никогда не говорите «последних» слухов, дружище Касабона, потому что «последних» не бывает.

— Ха-ха-ха! Гениально сказано! — рассмеялся кавалер ордена, но тут же с видом оракула важно изрек: — Я имею в виду слухи по поводу назначения на пост алькальда Барселоны нашего общего друга Леппринсе.

Толстые телеса Кортабаньеса заколыхались от сдержанного смеха.

— Какие только слухи не ходят, дружище Касабона!

— Да, но некоторые из них оправдываются.

— Когда я играю в лотерею, я тоже убеждаю себя: какой-нибудь выигрыш да падет на мой билет. Но почему-то он никогда не выпадает.

— Дружище Кортабаньес, вы уклоняетесь от ответа, а это верный признак того, что нет дыма без огня. Впрочем, не буду злоупотреблять вашим доверием, сеньор.

— Дружище Касабона, если бы я хоть что-то знал, непременно сказал бы вам. Но видит бог, я ничего не знаю. Не стану врать, слухи эти дошли и до меня, но я не придал им значения, как не придаю слухам вообще.

— И все же согласитесь, дружище Кортабаньес, если слухи оправдаются, это будет равносильно взрыву бомбы!

На таких сборищах Кортабаньес не боялся чужой бестактности. Он не собирался отвечать и вполне мог бы замять разговор. Однако ему захотелось помучить кавалера ордена.

— Как вы изволили выразиться? Равносильно взрыву бомбы? Позволю себе заметить, что ваше сравнение несколько неудачно.

Касабона покраснел.

— Я хотел сказать… Вы меня прекрасно поняли, дружище Кортабаньес. Я питаю самую глубокую симпатию к нашему общему другу Леппринсе. И если я… если я завел этот разговор, то исключительно потому, что хотел просить сеньора Леппринсе о небольшом одолжении, совсем пустяковом… Если бы он соблаговолил…

Кортабаньес упивался его смущением.

— А в чем состоит ваша просьба, если не секрет?

— Видите ли, у меня есть филателистический магазин на улице Фернандо. Вы, наверно, тысячу раз проходили мимо него. Если вы любитель марок, то непременно должны его знать. Могу сказать без ложной скромности, что являюсь обладателем уникальных почтовых марок, не говоря уже о клиентуре — самой лучшей не только в Барселоне, но и во всей Европе.

— Прошу прощения, дружище Касабона, но мои скромные денежные ресурсы позволяют мне интересоваться только «ходовыми» марками.

— Ходовые марки! — воскликнул кавалер ордена, бледнея и принужденно смеясь, чтобы снискать расположение адвоката. — Ха-ха-ха! Гениально сказано! Я бы ни за что не додумался! Ходовые марки! А, каково? Непременно расскажу жене. — Он откланялся. — С вашего позволения. — И отошел, тихонько смеясь.

Кортабаньес увидел, как он затерялся среди гостей, стоявших группками и оживленно болтавших, пользуясь тем, что оркестранты устроили себе передышку. Они пили шампанское, поднимая бокалы то в сторону сеньора Леппринсе, то Марии Росы Савольты, которая грациозно кланялась им и улыбалась, довольная. Рядом с ней кланялась и улыбалась жена Пере Парельса. Ужин запаздывал. Кортабаньес снова поискал на столе котлетки, но взгляд его остановился на Леппринсе, который, стоя в дверях библиотеки, знаком подзывал его к себе. Издали усталые глаза адвоката не могли определить по выражению лица француза, доволен он или раздражен.

Лимузин остановился на улице Принсеса, рядом с салоном Сан Хуан — тогда новым трехэтажным зданием с высокими окнами. Сквозь матовую стеклянную парадную дверь, окантованную свинцом, виднелся свет в вестибюле. Над дверью, перпендикулярно к стене висела вывеска:

Леппринсе и Макс вышли из автомобиля, и француз дернул за рукоять, торчавшую из отверстия в притолоке. Внутри сразу же зазвонил колокольчик, послышалось шарканье шлепанцев и хриплый голос: «Иду, иду, иду». Щеколда отодвинулась, стеклянная дверь приоткрылась ровно настолько, насколько позволяла цепочка, и в щелке показалась половина заспанного лица; кто-то разглядывал их. Леппринсе и Макс насмешливо переглянулись.

— Что угодно сеньорам? — последовал вопрос.

— Я — месье Леппринсе. Вы меня помните?

Полузакрытый глаз мгновенно приобрел нормальную величину.

— А, месье Леппринсе, прошу прощения, я не узнал вас спросонок. Сейчас открою.

Дверь захлопнулась, послышался скрежет отодвигаемого засова, и она распахнулась настежь. Человек, встретивший их, был одет в серый шерстяной халат поверх мятого костюма.

— Входите, пожалуйста, и простите, что я принимаю вас в халате. Я никого не ждал в такой час и дал погаснуть огню в камине. Но я мигом затоплю снова. По ночам теперь погода очень неустойчивая.

— Мы привезли с собой гостью, Карлос, вы ее знаете.

Карлос сложил перед собой ладони и возвел очи к потолку.

— Неужели вернулась сеньорита! Какая радость!

— Надеюсь, у вас найдется свободная комната?

— У нас в отеле всегда найдется комната для месье Леппринсе. Правда, не та, что в прошлый раз. Если бы вы предупредили заранее… Но это не имеет значения. У меня есть другая, хорошо обставленная. Немного поменьше, зато удобная и тихая. Très, tre mignon [23] Миленькая-премиленькая (фр.). .

Леппринсе и Макс вернулись к лимузину.

— Можешь подождать здесь, — предложил Леппринсе Кортабаньесу. — Мы не очень долго.

— Ну уж нет, — воспротивился адвокат. — Я не намерен торчать один на этой темной улице. К тому же я ужасно продрог.

Леппринсе и шофер вытащили Марию Кораль из автомобиля; за ними вылез Кортабаньес. Четверо мужчин со своей ношей вошли в отель, и хозяин, затворив за ними дверь, снова запер ее на засов.

— Сеньорита больна, — объяснил Леппринсе. — Мы отнесем ее в комнату, и они поедут за врачом. Я останусь с ней здесь и, конечно, все расходы возьму на себя.