Майк Гейл - Моя легендарная девушка

К счастью, мне удалось справиться с комплексом неполноценности, когда я решил наконец рассматривать Брюса как парня моей лучшей подруги, а не как двухметрового кретина, а Алису — как свою лучшую подругу, а не как девушку, которую мне больше всего на свете хотелось бы раздеть. Я так хорошо приспособился к этому новому ракурсу, что мои прошлые безрассудные страсти стали казаться обычными мальчишескими влюбленностями. Брюс мне по-прежнему не нравился, но в этой неприязни уже не было ничего личного. Когда у тебя есть такая подруга, как Алиса, рано или поздно начинаешь понимать, что ни один счастливый обладатель пениса никогда не будет ее достоин.

Алиса получила должность менеджера по маркетингу в «Бритиш Телеком», и они с Брюсом переехали в Бристоль. Там в их жизнь прочно вошли дорогие рестораны, покупки на Бонд-стрит [18] Улица дорогих магазинов в Лондоне. и поездки на выходные в Прагу. Я даже подумывал, не начать ли мне ей завидовать, но у меня ничего не получилось. Хоть она и зарабатывала в час больше, чем я получал в своем двухнедельном пособии, но по сути она осталась все той же доброй, терпеливой и чуткой Алисой. Как правило, мне не нравятся те, кто добился успеха, особенно если они мои ровесники, но на нее я не мог обижаться. Успех ей не просто шел, он был для нее создан.

— Алло? — сказала Алиса.

— Это я, — ответил я.

— Вилл! Как дела? — Она искренне обрадовалась. — Как работа?

— Полное дерьмо! Как я и предполагал, только хуже. — Я почувствовал, что сейчас зевну, и, крепко сжав зубы, попытался побороть зевок. — Значительно хуже.

— Быть не может! Ты ведь всегда действуешь по принципу — «придумай худшее из возможного и умножь на десять».

— Просто мне и в голову не пришло, что все может быть хуже, чем я способен предположить, — ответил я и задумался о том, что с тех пор, как от меня ушла Агги, я все стал воспринимать в черном цвете: стаканы стали казаться мне скорее наполовину пустыми, чем наполовину полными, и вообще, кто стащил мое добро, оставив одно худо?!

— Это ужасно, — сказал я и тут заметил, что фотография Агги свалилась на пол. — Просто кошмар. Мне нельзя отвлечься, нельзя расслабиться ни на секунду, иначе они с меня скальп снимут. Дети, они за милю чуют слабость. Стоит им почувствовать ее запах, они просто с цепи срываются. Так стая гиен нападает на раненую антилопу. Сара, тоже новенькая учительница, во вторник расплакалась перед целым классом. — Я поиграл с обрывком скотча на фотографии Агги и повесил ее обратно. — Думаю, еще недельку она проработает, а потом ей придется поискать что-нибудь другое.

Алиса рассмеялась.

— Ничего смешного, между прочим.

— Конечно, ничего.

Я действительно не шутил — проработав учителем всего неделю, я уже мог похвастать кое-каким горьким опытом. В понедельник три одиннадцатиклассника просто встали и вышли из класса во время моего урока, в среду, вернувшись с урока в учительскую, я обнаружил, что какая-то малявка от души харкнула на спину моего пиджака, а в четверг я забыл дома учебники для одиннадцатого класса…

— Бывает… — тон у Алисы был такой, словно она утешительно хлопала меня по плечу.

Меня это не утешило. Моя жизнь меня абсолютно не устраивала. Она меня достала. И Алисе никогда меня не понять. У нее есть «должность», а у меня — «работа». Это большая разница. «Должность» подразумевает решение сложных и интересных задач, «работа» нужна, чтобы не умереть с голоду. Конечно, Алисе тоже иногда приходится туго, но перед ней стоят проблемы, которые достойны этого слова, и в ее распоряжении — огромные возможности международной компании. А я — учитель, передо мной поставлены почти недостижимые цели, никаких возможностей, и ко всему мне еще приходится иметь дело со школьными инспекторами и придурками, которые уверены, будто плюнуть учителю на пиджак — веселый трюк того же порядка, что и выступление популярного комика по телевизору.

— Как это у тебя получается? — спросил я.

— Что именно?

— Ну… — я поискал подходящее слово, — работа. Как ты с ней справляешься?

— Опыт, Вилл, все приходит с опытом, — мягко сказала Алиса. — Не хочу тебя учить, но, Вилл, послушай — ты принимаешь все слишком близко к сердцу, хочешь, чтобы все получалось сразу. Я работаю уже четыре года, а ты только-только впервые устроился.

Если честно, Алиса нахально на меня наговаривала. Она не могла не помнить, что я целое лето проработал в «Королевском дубе» и не понаслышке знаю, что такое тяжелый физический труд: я передвигал пивные бочки, приносил из подвала огромные деревянные ящики, работал по двенадцать часов в день. Об этом я ей и напомнил.

— Ну, допустим, не все лето, — хихикнула Алиса, — а только месяц. Причем, насколько я помню, тебя уволили за систематические опоздания.

Она была совершенно права. И не только относительно моей карьеры в «Королевском дубе», но и относительно моего отношения к работе в целом. Я хотел, чтобы все получалось само собой с самого начала, потому что одна мысль о том, сколько времени и терпения потребуется, чтобы научиться управлять этими дикарями, выбивала у меня почву из-под ног.

Пока мы все это обсуждали, я обратил внимание, что с фотографией Агги что-то не так. А когда Алиса начала пересказывать мне сплетню про одного нашего общего знакомого, которого будто бы поймали с поличным в магазине, когда он пытался оттуда что-то вынести, я понял, что фотография висит немного косо, кренясь вправо. Я хотел ее выровнять, но, снимая, нечаянно помял. Это была моя любимая фотография: Агги сфотографировалась еще до того, как постригла волосы, и ее длинные золотисто-каштановые локоны, которые, бывало, так живописно падали ей на лицо, были завязаны на затылке, позволяя любоваться нежными чертами ее лица, восхитительными зелеными глазами, изящным носом и губами, созданными для поцелуев. Она стояла, прислонившись спиной к стене университетской библиотеки, и читала «Миф о красоте». Само совершенство.

У меня зачесалась нога, поэтому я стянул носок и потер ступню.

— Ты продержишься? — спросила Алиса. — У тебя такой подавленный голос.

Я честно сказал, что не знаю, и объяснил суть своей проблемы. Разумеется, я начал преподавать, еще учась на курсах, но теперь все было совсем иначе. По-настоящему. От меня зависело, смогут эти дети сдать экзамены или нет. Если я окажусь дерьмовым учителем, последствия моей некомпетентности будут ужасными.

— Представь себе, что из-за меня тридцать подростков завалят выпускные. Тридцать человек будут обречены на дрянную работу или вообще останутся безработными, и в конце концов все они докатятся до полной нищеты. Через пять лет добрая половина из них заведет детей, их семьи будут вынуждены жить на пособие. Допустим, я проработаю учителем несколько лет, значит, заваливших экзамены будет в несколько раз больше. Таким образом, я вызову куда более существенный скачок безработицы, чем все лейбористы и консерваторы со времени Второй мировой.