Александр Фурман - Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть IV. Демон и лабиринт

Что ж, значит, теперь наступает черед младшего Фурмана. И он не отступит.

Способность легко зажигаться чужими идеями и создавать себе новых героев притягивала к Наппу и Мариничевой самых разных людей.

Однажды в квартире Наппу произошли фантастические изменения. За пару дней веселые энергичные мастера собрали в полупустой большой комнате гигантский аквариум, и на следующие полгода дом Наппу стал штабом некой паранаучной секты, которая тайно практиковала домашние роды в воду. Лидер движения Игорь Чарковский – смуглый черноволосый мужчина с вежливыми манерами, тихой невнятной речью и демонически косящим взглядом – утверждал, что возвращение в мировой океан, откуда миллионы лет назад вышло все живое, является неизбежным светлым будущим духовно и физически обновленного человечества. Основным доказательством того, что люди до сих пор остаются двоякодышащими существами, служило девятимесячное пребывание каждого человека в «раю» материнской утробы. В соответствии со своей утопической идеей сектанты не только устраивали роды в воду, но и приучали новорожденных младенцев, а также других имевшихся в их распоряжении маленьких детей (в том числе из семей сочувствующих добровольцев, к которым принадлежали и Наппу) сутками безвылазно находиться в «родной для них естественно-природной жидкостной информационной среде». Прогнозировалось, что благодаря этому небывалому опыту у новых ихтиандров вскоре откроются мощнейшие экстрасенсорные способности, и они смогут общаться телепатически, исцелять больных, проходить сквозь стены и совершать прочие чудеса. В просветительских беседах с другими гостями Наппу последователи Чарковского со скромными улыбками говорили о «подключении к ноосфере» и воздействии «космических энергий Добра». Но главным посредником между человечеством и Космосом они считали дельфинов – «вторую разумную расу нашей планеты». При правильной постановке дела человеческие роды должны были происходить не в роддомах – этих, как они говорили, «фабриках смерти», и не в тесных информационно загрязненных городских квартирах с «убитой» хлорированной водой, а прямо в море и в присутствии дельфинов. Но пока этому мешали неблагоприятные климатические условия СССР и недопонимание со стороны официальных властей.

«Юных Валериных друзей-журналистов», которые по привычке продолжали встречаться у него дома, мягко старались держать в стороне от повседневной деятельности секты – по причине, как насмешливо объяснял Наппу, их «временной бездетности и общей человеческой неопытности» (а скорее всего, из-за вполне реальной угрозы появления милиции, поскольку организация домашних родов была абсолютно противозаконным делом). Честно говоря, они были этому только рады: даже недолгое лицезрение аквариума, набитого полуголыми истеричными женщинами на последней стадии беременности, пронырливыми сопливыми мальками сверхчеловека и властными волосатыми инструкторами в подозрительно вздувшихся плавках, могло довести слабого духом наблюдателя до полуобморочного состояния…

Иногда «чарковцы» всей командой снимались с места и на неделю-другую куда-то исчезали. В один из таких тихих малолюдных вечеров Фурман с Соней Друскиной, увлеченные разговором о современной литературе, засиделись у Наппу допоздна. Им уже пора было уходить, когда в маленькую комнату, где они сидели, забрел Наппу с ласково прищуренными глазками и лунатической улыбкой Будды. Походив туда-сюда и порывшись для виду в каких-то вещичках, он вдруг спросил, не хотят ли они ознакомиться с одной замечательной книгой.

– Ладно, Наппу, не томи! – заторопила его Соня. – Признавайся, что там у тебя?

– А ты, Друскина, меня не подгоняй, а то вообще ничего вам не дам! – надулся он.

– Все-все-все, каюсь, больше никогда так не буду! – с веселой готовностью затараторила Соня.

После этой ритуальной детсадовской сценки Напп у милостиво, хотя и с нарочитой медлительностью, сообщил, что книга называется «Центр циклона», ее автор – Джон Лилли, и во всем мире этот труд считается «первопроходческим для новой науки о человеке». Правда, тут есть одно «но», сказал Наппу: в СССР книги Лилли запрещены, так что речь идет о самиздате, и его предложение они должны воспринимать как знак особого доверия – с их стороны, между прочим, пока еще ничем не заслуженного.

– Хорошо, будем считать, что это аванс! – не удержалась Соня.

– Знаешь, Друскина, когда-нибудь я тебя все-таки убью! – мечтательно сказал Наппу и погрозил ей своим маленьким кулачком.

До этого Фурман никогда не сталкивался с настоящими самиздатскими книгами и не знал, чем они отличаются от обычных. Секретный труд хранился, как оказалось, в одежном шкафу в картонной коробке из-под обуви и представлял собой толстую пачку малоформатных фотографий машинописного текста, по две страницы на каждой. По словам Наппу, некие неназываемые добрые люди дали ему эту потрясающую книгу всего на трое суток, но на нее уже выстроилась длинная очередь, поэтому прочитать ее можно только здесь и сейчас, то есть за ночь и не вынося из дома. Принять эти жесткие условия ни Фурман, ни Соня по разным причинам не были готовы, и он, слегка поломавшись, согласился в виде исключения придержать для них «горящую» книгу до завтрашней ночи. (Позднее Фурман случайно выяснил, что книжка принадлежала самому Наппу и все эти строгости применялись им лишь для нагнетания атмосферы таинственности и упрочения своего и без того избыточного авторитета.)

На следующий вечер, дождавшись, когда разойдутся другие, незапланированные гости, Соня начала передавать Фурману прочитанные ею листки. Но в четверть первого, когда ими было пройдено чуть больше трети книги, она вдруг убежала домой, объяснив, что ранним утром ее ждут какие-то неотменимые дела и ей нужно хоть немножко поспать. Фурман, ломая глаза, дочитал все до конца. Разбудили его голоса детей, которых Лена собирала в детский сад.

Наппу бродил по дому с жужжащей механической бритвой и брился на ходу. Увидев Фурмана, он поудобнее скривил нижнюю челюсть и с соответствующей дикцией поинтересовался его «впищищениями» от книги.

«Ну, впечатления такие, сложные. То есть все это, конечно, очень интересно. Но вызывает много разных вопросов…» В голове Фурмана клубилось тяжелое мутное облако, и он опасался ляпнуть какую-нибудь постыдную глупость, но, на его счастье, учитель торопился на работу и благосклонно согласился ответить всего на один вопрос… Увы, даже при таком предельно сокращенном варианте проверки ученик явно разочаровал его. Недовольно поморщившись, Наппу назвал вопрос Фурмана абсолютно ханжеским. Но потом все же пояснил, что хотя современные западные исследователи действительно успешно используют в своей работе ЛСД, психоделическую музыку и прочие средства расширения сознания, для нас все это совсем не обязательно. У наших людей сознание и так расширяется буквально «на раз», поэтому главная проблема состоит не в том, чтобы его еще больше расширить, а, наоборот, в том, чтобы запихать его хоть в какие-то формальные рамки. Понятно?.. Смущенного Фурмана этот ответ вполне удовлетворил.