Назим Ракха - Плакучее дерево

Еще одна вспышка. На этот раз раскат грома докатился до нее за пятнадцать секунд.

Позади клена и сарая простиралась местность, которую Ирен знала как свои пять пальцев, знала ее очертания, цвета и запахи. Если бы ей завязали глаза и велели дойти так до дома, она бы сделала это в два счета. Там тянулись забор, вернее, кустарник, обтянутый проволокой, и поля, распаханные под озимые. За полями снова стеной встают деревья, а за ними — река. Деревья эти стояли не шелохнувшись, словно статуи, ярко-желтые и огненно-красные на фоне свинцово-серых туч. Ирен легко могла обойтись без захватывающих дух пейзажей. Грозы были ее горами, а в ясную погоду с нее хватало округлых холмов, ей казалось, будто это словно часовые застыли вдоль Миссисипи. Ей нравились красноватые оттенки сухих побегов проса и сумаха, она любила наблюдать за людьми в комбинезонах и кепках, любила вид и запах свежевспаханной земли. Любила, как частицу себя. Любила всей душой и сердцем. И не хотела ничего из этого терять. Ни сестру, несмотря на все ее непрошеные советы, ни Нэта, ни дочь, ни этот дом, ни свою жизнь на берегах Миссисипи, над которыми так часто гремят грозы.

И вновь молния и раскат грома — уже через четыре секунды.

Через весь двор, сгибая деревья и поднимая с земли пыль и опавшие листья, пронесся холодный ветер. Резко похолодало, а еще через несколько секунд по крыше дома застучали первые капли дождя. Холодный фронт столкнулся с теплым воздухом, и небеса разверзлись мощным грозовым ливнем. Струи с силой хлестали по пересохшей земле, делая в пыли небольшие воронки, приминая траву и листья. Ирен шагнула назад, в дверной проем, словно завороженная глядя на дождь и упиваясь его звуками.

Неожиданно зазвонил телефон, и она посмотрела в кухню, но отвечать не стала. Звонок повторился, резкий и надоедливый, как гудение осы. Шагнув в дом, Ирен сняла трубку, но на том конце провода уже дали отбой. Над головой тем временем вновь прогромыхал гром. Дом, казалось, содрогнулся от этого раската. Ирен положила трубку, закрыла окна в кухне, затем в столовой и гостиной. Когда она поднялась наверх, на подоконнике в спальне уже была лужица воды. Ирен захлопнула окна, схватила в ванной полотенце и принялась вытирать воду. Внезапно она остановилась. По коже словно пробежали мурашки: волосы на голове, руках, волоски на всем ее теле, казалось, застыли по стойке «смирно». Ирен с криком бросилась на пол. Комната озарилась ослепительной белой вспышкой, а дом в буквальном смысле заходил ходуном.

— Боже милостивый! — воскликнула Ирен и втянула носом воздух. — Что-то горит!

Она поднялась с пола и бросилась вон из спальни. Она обежала все комнаты, но так ничего и не нашла, после чего выскочила на улицу. Дождь больно хлестал по ней одновременно десятками плеток, а она, словно не замечая ливня, бросилась бегом вокруг дома, чтобы проверить, не пробило ли крышу. Забежав за дом, она застыла на месте. Половина клена лежала на дороге, его красные листья напоминали разбрызганную по земле кровь. Ирен убрала от лица мокрые пряди, глядя на то, что осталось от дерева, — ствол высотой пятнадцать футов и один-единственный сук, с которого свешивались старые качели.

— Нет! — Ирен бросилась к еще дымящемуся стволу. — Нет, только не это! Нет!

В следующий миг небо вновь озарилось вспышкой, за которой тотчас последовал раскат грома.

— Ты, сукин сын! — бросила она небесам. Теперь тучи были какими-то зеленоватыми и густыми, как суп. — Ты посмотри, что ты наделал! Ты только посмотри! — Из горла Ирен вырвались рыдания. — Зачем ты это сделал? Неужели нельзя было оставить все как раньше? Зачем тебе понадобилось все рушить? Зачем, черт тебя побери!

Ее крик подхватил и унес прочь ветер, развеял и заглушил своим завыванием, оглушающий, как стук поезда, как чудовище, ревущее прямо в ухо. Неожиданно что-то ударило ее по рукам и открытой шее. Вокруг нее с небес к ее ногам падал град.

— Хочешь меня запугать? — крикнула Ирен. — Меня?

Градины больно стучали по лицу и плечам.

— Ты обрек меня на страдания. Из-за тебя я узнала, что такое преисподняя!

В воздухе вихрем кружились листья, пыль, отломанные ветки. Порыв ветра заставил ее пошатнуться, и она упала на рухнувшее дерево.

— Это все, на что ты способен! — Ирен поднялась на ноги и показала небу кулак. — Ты, сукин сын, слышишь, кто ты такой? Я тебя не боюсь, ты меня слышишь? Если я тебе не нужна на этой земле, давай приди и возьми меня сам, но я не намерена убегать. Я буду стоять там, где и стояла.

Мейсон вышел из кабинета и направился в туалет. Облегчился, вымыл руки. Как он ни старался, выбросить из головы разговор с миссис Стенли у него не получалось. В ее голосе — почти таком же, как и у его матери, — звучали одновременно и мольба и решительность. И еще этот ее вопрос: вы верите в прощение? Только его ему не хватало.

Мейсон наклонился над раковиной, ополоснул холодной водой лицо и провел влажными руками по волосам. Затем закрыл глаза, вновь открыл и пристально посмотрел на свое отражение в зеркале.

Когда ему было десять лет, его сбросили с пирса в воды озера Мичиган. Дело было в январе, дул пронзительный, ледяной ветер, взбивая на серой поверхности озера белую пену. Каждая новая волна со стуком сталкивала голубые льдины, а он, стоя на коленях, умолял мальчишек, чтобы они оставили его в покое. Он сделает все, о чем они его попросят, что угодно, только не это. Но они его не слушали, ведь главарем их шайки был Тьюлейн Мейсон, самый гнусный на свете сукин сын и его родной брат.

И они подвели Тэба к концу пирса и избили его. Они пинали его до тех пор, пока он не свалился лицом вниз на деревянный помост. И тогда они подняли его за руки и ноги и бросили в воду.

Тогда мать впервые в жизни умоляла его простить брата, «проявить к нему милосердие».

Мейсон бумажным полотенцем вытер лицо.

— Прощение, — произнес он, глядя на самого себя в зеркале. — Как бы не так.

Она услышала, как кто-то окликнул ее по имени, и обернулась. Ей навстречу бежал Нэт. Позади него, сверкая крутящейся мигалкой, стояла патрульная машина.

Он помог ей встать на ноги и прижал к себе:

— Боже мой, Ирен. Что ты здесь делаешь? Разве ты не видела, что надвигается буря?

Его голос, казалось, наполнил собой серый притихший мир.

— Посмотри на себя! У тебя такой вид, будто тебя побили. С тобой все в порядке?

Ирен кивнула и отпустила ветки дерева, которые сжимала в руках, словно поводья мустанга. Случившееся длилось не более минуты, ну, от силы две. Она чувствовала на себе всю ярость градин — они впивались ей в кожу, острые, словно гвозди. А еще этот звук — как будто она угодила в нутро какой-то жуткой гигантской машины, чьи острые лопасти были готовы искромсать и перемолоть все, что угодно. Впрочем, нет, это просто были щепки, палки, сухие стебли и бог знает что еще. Она упала на колени и ухватилась за поваленное дерево, за землю, за все, что угодно, лишь бы только ее не унесло прочь вместе с черной кружащейся массой. Она была почти уверена, что это ее конец.