Мартина Хааг - Самая-самая, всеми любимая (и на работе тоже все о’кей)

— Всем нам свойственно врать, но обманывать самого Ингмара Бергмана, Королевский драматический театр и всю страну — это совсем другое дело. На нашем утреннем ток-шоу вам предстоит стать свидетелями грандиозного разоблачения! Мы знаем, что в ряды актеров Драматического театра обманом проникла самозванка. Добро пожаловать, Рейне Брюнольфссон, настоящий актер Драматического театра, и Изабелла Эклёф, выдающая себя за акробатку!

Однако на деле все происходит совсем не так. Вместо этого она спрашивает, как нам нравится работать с Бергманом (мы деликатно обходим вопрос, вернее, Рейне, пока я пытаюсь избавиться от этого чертова кома в горле), а потом Рейне рассказывает про «Двенадцатую ночь» и репетиции, в то время как на экране показывают наши фотографии в гриме и костюмах, и поначалу мне почти ничего не приходится говорить, я только сижу, лихорадочно сжимая в руке кружку, и нервно хихикаю. Но потом Ульрика спрашивает меня:

— Изабелла, нам редко приходилось вас раньше видеть, но я уверена, что теперь ваше имя будет звучать все чаще и чаще. Насколько мне известно, вы не только актриса, но и цирковая артистка?

— Да… Да, совершенно верно.

— Где мы могли вас видеть?

— В театре округа Норботтен и в телевизионном сериале «Сегемюру, до востребования».

— А в цирке?

— Что? (О нет, только не это, что угодно, только не о цирке!)

— В каком цирке вы работали? Может, в цирке «Скотт»?

— В цирке… э-э… в цирке… «Рейне»! (Боже, что я несу?!)

— Ах, в цирке Рейне! Надо же, какое совпадение!

Рейне радостно смотрит на меня, и я представляю свою маму, сидящую перед телевизором.

— Да уж. Э-э… Мы довольно мало выступали в Швеции. В основном в… Литве. На гастролях. Для детей. Это школьный цирк.

— Очень интересно, — говорит Ульрика.

И вдруг все заканчивается, и кто-то подходит ко мне и снимает с меня микрофон.

— Алло, Белла слушает.

— Здравствуйте, это Вероника. Из цирка «Циркач».

— Ну наконец-то! Слава Богу, что вы позвонили! Вам удалось найти тренера?

— Знаете, это оказалось не так-то просто. Пришлось обзвонить кучу людей, пока я не нашла одного парня из цирка «Берусек Султан» в Чехии, который с ним работал, и он мне дал нужный номер. Оказывается, он уже в Швеции!

— Ох, спасибо вам огромное, вы мне так помогли!

— Послушайте, все говорят одно и то же. Научиться этим трюкам в вашем возрасте без предварительной подготовки просто невозможно, но если и есть во всей Европе педагог, который смог бы вам помочь, так это он.

— Вот здорово! А он дорого берет?

— Думаю, да. Так, секундочку, сейчас только номер найду… Есть! Вы записываете?

— Конечно.

— Вот это везение, правда?

— Еще раз огромное вам спасибо за помощь, Вероника. Если я хоть как-то могу вам отплатить добром, только скажите. Вы спасли мне жизнь!

— Да не за что, удачи вам! Так, записывайте. Семьсот семьдесят пять — двадцать четыре — двадцать пять. Ах да, звоните подольше, он обычно долго не берет трубку. Его зовут Владек.

СТРАТЕГИЯ ВЫЖИВАНИЯ.

•Сломать ногу. Как? Спрыгнуть с кухонного стола, умудрившись приземлиться так, чтобы сломать какую-нибудь важную кость? Ой нет, я так не смогу. В репетиционном зале к потолку подвесили две голубые ленты. Теперь они висят у меня над головой, пока я расхаживаю по сцене, произнося свои реплики. Как секира, которая в любой момент может обрушиться мне на голову. При одном взгляде на них у меня перехватывает дыхание. Вы только прикиньте, там же высота четырнадцать метров!

•Уговорить Бергмана вычеркнуть эти чертовы сновидения? Их даже нет в оригинале, значит, не так уж они и важны? Можно же, наверное, решить это по-другому, при помощи какого-нибудь там театра теней или тому подобного?

•Пойти в Драматический театр и попытаться закрутиться в эти ленты, когда никто не видит. Во что бы то ни стало продолжать избегать Бустрема.

•И самое главное: решать проблему всеми возможными способами. Например, сегодня я пыталась сделать мун-кик в воздухе, прыгая с трамплина в бассейне Эриксдаль до тех пор, пока служащий не сделал мне замечание, что другие тоже хотели бы воспользоваться трамплином. А пока я ищу какой-нибудь другой выход из положения, продолжать занятия с Владеком, но совершенно переосмыслить стратегию. Нужно, чтобы он сосредоточился на чем-нибудь одном, например на сальто от стены. А когда я овладею сальто, перейти к следующему трюку.

•Убедить в этом Владека. Утроить его гонорар?

•Узнать, нет ли где-нибудь ночных тренировок?

— Ирма укусила какого-то пациента за руку. А потом отобрала у него булку и ушла к себе. После чего забралась в кровать и теперь отказывается вставать. Когда с ней пытаются говорить, она просто-напросто натягивает одеяло на голову. Сестры больше не могут ее поднять с постели. Она целыми днями лежит, уставившись в потолок. Так, теперь перестраивайся в другой ряд, — говорит мама и смотрит в окно. Вздыхает: — Ох… Она даже меня больше не узнает. Собственную дочь. Вчера приняла меня за телеграфистку.

— А старческое слабоумие передается по наследству? У нас с тобой тоже будет Альцгеймер?

— Не знаю. Мы с Рольфом собираемся пойти на информационное собрание для родных и близких в «Гулльвиване» на следующей неделе. Если хочешь, можешь пойти с нами. Если у тебя не будет репетиций.

У мамы грустный вид. Я не хочу загружать ее лишними проблемами. (Ах да, мама, ты так гордишься тем, что твоя дочь работает в Драматическом театре, а знаешь ли ты, что я соврала, чтобы получить эту работу? И теперь меня того и гляди выведут на чистую воду. Сегодня мне пришлось спрятаться под стол, услышав голос Бустрема в коридоре. Еще немного, и я выдам себя с головой. Как только появится Бергман, начнется прогон всего спектакля, и тогда Луа, Рейне, Мари и всем остальным посчастливится лицезреть, как я в отчаянии штурмую стену. Они удивленно переглянутся, ничего не понимая. В чем дело? Почему акробатка валяется на полу? И про занятие по технике речи в Седертелье, куда ты так любезно согласилась съездить со мной на машине, я тоже соврала. На самом деле я еду на занятие акробатикой с придурком в маленьких чешках, который, сколько ему ни плати, не понимает, насколько это срочно. Все, что я тебе рассказываю, — ложь, мама. Я ужасная дочь.)

— Мама, я тебя люблю, — говорю я, сворачивая с шоссе по направлению к Седертелье.

Мама улыбается и пожимает мою руку, лежащую на рычаге сцепления.

— Доченька, ты такая умница, я так тобой горжусь, — говорит она.

Сегодня я освоила новый вид кулубуков — кувырок назад. После получасовой ругани с Владеком он согласился еще немного ускорить обучение, разрешив мне сделать кулубук через стул. Мне никогда в жизни не успеть. Никогда.