Николя Ванье - Белль и Себастьян

Когда Браун наконец шевельнулся, Ханс отступил было на шаг с тропинки, однако тот пошел вперед по следам беглецов. Но ведь чтобы дойти до перевала, понадобится несколько часов! Страх заполонил его, и Ханс почувствовал, что его вот-вот стошнит. Может, отказаться, сославшись на рану? Он слегка повернул голову. Эрих стоял и с невозмутимым видом смотрел на горы.

— Что ему еще взбрело в голову?

— Понятия не имею. Может, еще что-то нашел?

Обер-лейтенант успел отойти шагов на двадцать. Внезапно Ханс присел и задумался.

— У тебя есть план?

— Какой еще план?

— Ну, чтобы поймать беглецов. Ты слышал Брауна. Если это не прекратить, он зашлет нас к черту на кулички! Я не хочу на восток, мне и тут не особенно нравится. Нужно поймать этих беглецов!

— Ханс, ты что, думаешь, если мы будем чаще наведываться в горы, то найдем их? Нам, городским парням, соревноваться с местными?

— Беглецы тоже приезжают из городов — богатые евреи, которые не работали ни дня в своей жизни!

— Я говорю не о беглецах, а о проводниках.

— Почему ты тогда ему ничего не сказал?

У Эриха не было времени ответить. Обер-лейтенант возвращался, и, судя по выражению лица, настроение у него улучшилось. В руке он сжимал снежок, который в следующий миг метнул в сторону долины.

— Возвращаемся в Сен-Мартен. Мне не терпится повидаться с господином мэром. Придется пожертвовать м а лым… В конце концов, мух на уксус не ловят. Попробуем завоевать расположение мсье Комбаза!

И бросив короткий взгляд на Шульца, добавил:

— Утритесь, Шульц! Вы давно вышли из возраста, когда позволительно шмыгать носом!

После второго укола антибиотика жар у Белль прошел. Гийом трижды навещал их в горном убежище и только на четвертый сказал, что опасность миновала. Он принес с собой несколько косточек, остатки рагу с бататом и топинамбуром, и собака согласилась поесть из его рук. Она привыкла к нему и не ворчала, когда он подходил ближе. В последний его приход даже разрешила ощупать себе бок.

Побывав в полушаге от смерти, Белль утратила часть своей дикости. Даже когда Себастьяна не было рядом, она оставалась в хижине и не рвалась на волю, в горы. Несколько дней назад Себастьян снова открыл подземный ход со стороны дома и заставил ее пройти весь путь с ним вместе, чтобы она вспомнила, как спастись в случае опасности. Конечно, все инстинкты остались при ней, и однажды она уже убегала через туннель — в тот день, когда Сезар застал Себастьяна в хижине мокрым. И все же мальчик беспокоился, что однажды в убежище может забрести какой-нибудь пастух. Они проползли по туннелю дважды — с улицы в дом и обратно, и Себастьян повторил объяснения, указывая на ближайший овраг:

— Если за тобой погонится охотник, ты сможешь забраться в дом через подземный ход. Если кто-то придет в хижину, ты всегда успеешь вылезти наружу. Если тебя будут преследовать из гор, подожди, пока не начнется снегопад, и иди в убежище, тогда никто не увидит твои следы и не поймет, что ты тут. Ты все поняла?

Белль, лизнув его в лицо, улеглась возле очага. Гийом объяснил, что хромота у нее пройдет, ст о ит ей снова начать бегать, только надо следить, чтобы на первых порах она не очень утомлялась. Каждый день они уходили на прогулку все дальше, но собаке эта спокойная, можно сказать, комфортная жизнь, похоже, нравилась…

Себастьян приходил утром и обедал в хижине. Временами его помощь требовалась в булочной, реже — на пастбище, поэтому он покидал свою лохматую подружку после обеда или же незадолго до наступления темноты.

Утром он первым делом осматривал бок Белль, потом угощал едой, которую получилось собрать. Нередко мальчик лишал себя части ужина, но обмануть бдительность Лины удавалось не всегда. Да и Сезар в последние дни посматривал на него с подозрением. И вообще, в дедушке что-то переменилось. Он не засып а л в своем кресле как раньше, а оставался сидеть за столом — разговаривал с Линой и временами, будто ни в чем не бывало, задавал вопросы. Или говорил, что собирается ставить силки, и замолкал словно бы в ожидании ответа. Себастьяну приходилось стискивать зубы, чтобы промолчать. «Не нужны мне твои силки! — думал он. — Козленок ушел к своим? Ну и ладно! И сыры пусть зреют без меня! И овец в зимний загон ты тоже сможешь загнать без моей помощи…» Мальчик слушал всю эту болтовню и говорил себе: надо быть еще осторожнее. Дед наверняка подозревает, что он проводит свободное время в горном убежище. Но почему-то в открытую не просит о помощи. Он управляется в овчарне сам и ничего ему не запрещает, потому что ему стыдно! Что до самого Себастьяна, то его гнев и обида давно улеглись. Временами он, конечно, жалел, что не может спросить у деда, как проще всего убить зверя, не причинив ему страданий, или как расставить силок, чтобы наверняка поймать зайца. Вопросы готовы были сорваться с губ, особенно когда возникали в голове спонтанно, и тогда ему приходилось себя одергивать, вспомнив, что Сезар его предал. Но по мере того как шло время и приближалось Рождество, молчать становилось все труднее.

Однажды утром Себастьян вскочил с кровати и подбежал к окну — посмотреть на небо. Сам не зная почему, он решил, что сегодня будет самый лучший день — день полного выздоровления Белль. Они пойдут с ней в горы, туда, где меньше всего людей, и это будет как будто бы их первая настоящая встреча!

Подгоняемые упорным ветром, облака-барашки бежали по высокому небу. Сквозь утреннюю полупрозрачную дымку поблескивали словно кварц крыши деревенских домов. На холме, там, где начинались первые коричнево-зеленые ели в белых капюшонах, снег будто серебро переливался на солнце.

Радуясь предстоящей прогулке, Себастьян кое-как оделся и бросился на первый этаж. Лина как раз расставляла на столе миски. Рядом с его миской лежал большой ломоть хлеба, намазанный вареньем.

— Есть так хочется! А я могу потом еще взять хлеба?

— Конечно, если хочешь. Я отрежу, а ты сам намажь его вареньем. Мне нужно спешить в префектуру. Их не волнует, что у людей есть свои дела. Приходится все время оправдываться… Интересно, а когда нас занесет снегом, они сами будут приезжать проверять мои учетные книги?

— А ты их просто не слушай, и всё! Делай по-своему.

Анжелина, усмехнувшись, быстро перемыла посуду.

— Дельный совет. Но уж если не слушаться, то ради чего-нибудь более стоящего. Чего-нибудь, за что имеет смысл побороться…

— Ты о чем это?

— Ни о чем. Так, говорю глупости. А ты? Если тебя никто не заставляет ехать в префектуру, может, пойдешь поможешь дедушке?

— Нет.

— Почему?

— Потому что нет.

— Ты упрямый как ослик, Себастьян.

— Или как камень.