Лайза Дженова - Навеки Элис

Последний ребенок Элизабет умер, когда ей было тридцать восемь. Элис задавалась вопросом: пыталась ли она после этого родить? Или уже не могла зачать? Или они с Чарлзом слишком боялись, что придется устанавливать еще одно крохотное надгробие, и стали спать на разных кроватях? Элизабет пережила Чарлза на двадцать лет. Обрела ли она покой под конец жизни?

Молча они прошли к их семейному участку. Простые, как обувные коробки, гранитные надгробия стояли особняком под кроной букового дерева. Энн Лидия Дейли, 1955–1972, Сара Луиза Дейли, 1931–1972, Питер Лукас Дейли, 1932–2003. Бук возвышался над могилами как минимум на сотню футов. Весной, летом и осенью его украшала блестящая зеленая и багряная листва. Но в январе голые черные ветви отбрасывали на могилы длинные изломанные тени, так что бросало в дрожь. Любой режиссер фильмов ужасов залюбовался бы этим деревом в январе.

Они стояли под ним, и Джон держал ее руку в своей. Никто не проронил ни слова. В теплое время года они услышали бы пение птиц, журчание спринклеров, [17] Спринклер — оросительная система. шум землеройных машин и музыку из приемников в автомобилях. Сегодня тишину на кладбище нарушало только гудение проезжающих за его воротами машин.

О чем думал Джон, когда стоял возле могил ее родных? Она никогда его об этом не спрашивала. Он не был знаком ни с ее мамой, ни с сестрой, так что вряд ли мог долго о них думать. Может, он думал о собственной смерти и душе? Или о ее смерти и душе? Или о своих родителях и сестрах, которые были живы? Или его мысли ушли совсем в другую сторону и он перебирал в голове детали своих экспериментов, обдумывал занятия или рисовал в воображении предстоящий ужин?

Откуда у нее взялась эта болезнь? «Прочная генетическая связь». Развилась бы у матери болезнь Альцгеймера, если бы она дожила до пятидесяти? Или это был отец?

Когда отец был моложе, он мог выпить чудовищное количество алкоголя и при этом не казаться пьяным. Он притихал, уходил в себя, но всегда оставался достаточно коммуникабельным, чтобы заказать очередную порцию виски или настаивать на том, что он может вести машину. Как в ту ночь, когда за рулем «Бьюика» он съехал с девяносто третьего шоссе и врезался в дерево, убив свою жену и младшую дочь.

Что касается алкоголя, тут его пристрастия никогда не менялись, а вот поведение стало другим лет пятнадцать назад. Он без конца ворчал, перестал следить за собой и не узнавал собственную дочь — Элис считала это следствием того, что алкоголь пропитал его печень и замариновал мозги. Возможно ли, что он жил с непоставленным диагнозом Альцгеймера? Элис не нужны были результаты аутопсии. Все сходилось, и у нее появилась идеальная мишень для проклятий.

«Ну что, папа, ты счастлив? У меня твоя мерзкая ДНК. Ты убьешь всех нас. Каково это — чувствовать, что убил свою семью?»

Постороннему человеку рыдания Элис показались бы естественными, учитывая окружающую обстановку: на кладбище опускается вечер, она стоит у могил родителей и сестры под жутковатым черным буком. Но для Джона это стало полной неожиданностью. После смерти отца в феврале она не проронила ни слезинки, а время залечило раны от потери матери и сестры.

Джон не успокаивал Элис — просто обнял и прижал к себе. Она понимала, что кладбище закроется с минуты на минуту. Понимала, что наверняка заставила нервничать мужа. Что никакие слезы не очистят ее больной мозг. Она уткнулась лицом в шерстяное пальто Джона и рыдала, пока не обессилела.

Джон взял ее лицо в ладони и поцеловал в уголки глаз.

— Эли, ты в порядке?

«Нет, Джон, не в порядке. У меня болезнь Альцгеймера».

Ей даже показалось, что она произнесла это вслух, однако слова остались заперты в ее мозгу — но не из-за каких-то бляшек и клубков. Она просто не могла их выговорить.

Элис представила свое имя на надгробии рядом с могилой сестры. Лучше бы ей умереть, чем потерять рассудок. Она подняла голову и посмотрела в глаза Джона. Он терпеливо ждал ответа. Как сказать ему о своей болезни? Он любил ее ум. Разве он сможет любить ее такой? Она перевела взгляд на памятник Энн.

— Просто у меня был плохой день.

Она бы умерла, но не призналась.

Элис хотела убить себя. Спонтанные мысли о самоубийстве приходили внезапно и одолевали, заставляя забыть обо всем, загоняя в угол. Но она не хотела умирать. Она по-прежнему уважаемый профессор психологии Гарвардского университета. Она еще может читать, писать и использовать ванную по назначению. У нее еще есть время. И она должна рассказать обо всем Джону.

Она сидела на диване, обхватив колени, и у нее было такое чувство, что ее вот-вот вырвет. Джон замер на краешке кресла с подголовником.

— Кто тебе это сказал? — спросил он.

— Доктор Дэвис, невролог из Массачусетского главного госпиталя.

— Невролог. Когда?

— Десять дней назад.

Он отвернулся и стал крутить на пальце обручальное кольцо, будто рассматривая картину на стене. Элис задержала дыхание и ждала, когда он снова на нее посмотрит. Может быть, он уже никогда не будет смотреть на нее как прежде. Она сильнее сжала руками колени.

— Он ошибся, Эли.

— Не ошибся.

— С тобой ничего такого не происходит.

— Нет, происходит. Я стала забывать разные вещи.

— Каждый что-то забывает. Я всегда забываю, куда положил очки. Этот твой доктор тоже скажет, что у меня Альцгеймер?

— То, что происходит со мной, ненормально. Это не просто проблема с очками.

— Хорошо, ты стала забывчивой, но у тебя менопауза, ты испытываешь стресс, смерть отца, вероятно, всколыхнула те чувства, которые ты испытала, потеряв маму и Энн. У тебя, наверное, депрессия.

— Нет у меня никакой депрессии.

— Откуда ты знаешь? Ты клиницист? Тебе надо было поговорить с твоим врачом, а не с этим неврологом.

— Я говорила.

— Расскажи, что именно она сказала.

— Она не считает, что это менопауза или депрессия. На самом деле у нее не было объяснения. Она думала, что я не высыпаюсь, и хотела подождать и встретиться со мной через два месяца.

— Видишь, ты просто не бережешь себя.

— Она не невролог, Джон. Я прекрасно высыпаюсь. И это было в ноябре. Это было два месяца назад, и лучше не стало. Стало хуже.

Элис просила мужа поверить в то, во что сама не хотела верить месяцами. Начала она со случая, о котором он уже знал.

— Помнишь, я не поехала в Чикаго?

— Это могло случиться и со мной, и с любым из наших знакомых. У нас сумасшедший график.

— У нас всегда был сумасшедший график, но я никогда не забывала сесть на самолет. Я не просто забыла, когда мой рейс, я абсолютно забыла о конференции, на подготовку к которой потратила весь день.

Он ждал. У нее были тайны, о которых он не знал.

— Я забываю слова. Я напрочь забыла тему лекции, пока шла от кабинета к аудитории. В полдень я не могу понять значение слов, которые утром вписала в свой ежедневник.