Михаил Климов - Другая дверь

Вот тут Песя притихла и целый час вела себя, как примерная жена. Даже ещё примерней: почти ни одного вопроса – почти одни ответы.

А наш герой с любопытством прислушался к себе – чего это он так развоевался? Может быть, потому что начал понимать больше в этой местной жизни и чувствовал себя в ней более уверенно. И догадывался, что если разрешить Песе сесть себе на шею, то тащить этот сто с лишним килограммовый груз придётся долго, если не всегда…

– Ты что будешь? – спросил наш герой, протягивая ей меню.

– То же, что и ты… – робко сказала она.

– Тогда два супа с лисичками… – продиктовал он подошедшему хозяину. – И какое-нибудь мясо, без томатного соуса и не свинину…

– Разумеется… – кивнул тот. – Но ты понимаешь, что после этого твоего визита мы в расчёте?

– Догадываюсь…

– А что… – открыла рот Песя Израилевна, когда хозяин отошёл.

Но тут же закрыла его, видимо, вспомнив полученную только что выволочку.

– Говори…

– А что, он тебе должен? – с почтением спросила старуха.

– Был должен… – кивнул Прохоров.

И углубился в газету.

Справочник Филиппова он решил отложить на вечер, возможно, придётся что-то выписывать, а располагаться тут с открытой книгой, ручкой (не забыть купить, а лучше карандаш) чернильницей и какой-то бумагой – не очень…

Он развернул газеты.

Две из них были питерскими, а одна – «Русское слово» – московской, вот с неё-то и начал наш герой. Перечитал читанный еще в юности фельетон Власа Дорошевича «Маленькие чиновники», поразился тому, насколько за сто лет ничего не изменилось в России. И школа сегодня, как гимназия тогда, вместо того чтобы учить детей, делает из них одинаковые патроны для обоймы.

Узнал, что магазин при заводе «Богатырь» в селе Богородском продаёт калоши оптом и в розницу, что видный промышленник и меценат Степан Рябушинский отбыл в Германию на открытие филиала своего завода. Что в магазине господина Шибанова можно купить старинные русские и иностранные книги, а стоматолог с чудовищной фамилией Механик с удовольствием вырвет вам старый зуб и вставит новый.

И как-то его захлестнула ностальгия…

На «Богатыре» (судя по названию и адресу, это был тот же самый завод, только в наименовании добавилось слово «Красный») наш герой работал, будучи студентом.

О Степане Рябушинском он довольно много читал, когда они с Володей купили на пару редкую книгу, принадлежавшую этому человеку. Нет, не так, книга принадлежала брату Степана, Николаю, но наш герой перепутал и искал материал по этому самому Степану.

В магазине Шибанова он бывал в своё прошлое посещение тринадцатого года, бывал вместе с Надей…

А стоматолог по фамилии Механик (сын или скорее внук упомянутого в газетном объявлении) вытаскивал ему, двадцатилетнему, больной зуб в поликлинике у метро «Сокол»…

Правда, нового не вставил…

– Что это за казку я ем? – услышал вдруг сквозь грезы Слава голос Песи Израилевны.

Он поднял голову.

Похоже, старуха не выдержала наложенного на себя обета молчания и была так сражена вкусом супа с лисичками, что прорвалась сквозь самой себе поставленные ограждения.

– Суп… – Прохоров взял ложку и тоже начал есть, возвращаясь назад в Берлин, в тринадцатый год, из которого уже не выбраться, к своей квартирной хозяйке. – Суп с лисичками…

– Это я сама вижу… – огрызнулась Песя. – Только это не суп, а песня…

– Можно позвать хозяина и попросить рецепт… – предложил Слава.

– Ты не понимаешь… – сокрушенно покачала головой старуха. – Где я возьму такие салфетки, такие приборы, такие лисички?

– В магазине и на рынке… – пожал плечами Прохоров. – В чём проблема-то?

– Все мужчины, даже лучшие из них – просто косматые обезьяны в сюртуках и шляпах… – грустно вздохнув, констатировала мадам Шнор, – Они никогда и ничего не понимают…

Наверное, рассказ о звероподобных мужчинах продолжился бы и дальше, но тут к столику с новым блюдом подошел хозяин ресторана.

– Ты был у моего поляка? – спросил он.

– Как раз собираюсь…

– Можешь не спешить… – лысоватый покачал головой, – Он сегодня был здесь и сказал, что уезжает на два дня… Я ему, кстати, о тебе сообщил…

– Ясно… – кивнул Слава. – И спасибо…

– А у тебя нет чего-нибудь ещё интересненького?

Вот так и получилось, что наш герой после такого лихорадочного пробега три дня провел фактически в безделье.

Ну, если костюм будет готов через три дня, а идти «в люди» лучше всё-таки в костюме…

И если паспорт тоже через три дня, а отходить далеко от дома без соответствующих бумаг было боязно, здесь-то Песя Израилевна знала всех и даже полицейский с ней почтительно раскланивался…

А человек, к которому он собирался, будет на месте через два дня…

То и надо совместить эти три события.

Тем более что не факт, что сразу по возращении поляк побежит к себе в магазин. Была, конечно, вероятность, что он и живёт там же, где работает, с такой ситуацией на Западе в конце двадцатого – начале двадцать первого века Слава сталкивался не раз. Но всё равно глупо сидеть у дверей, словно пес, ожидая возвращения хозяина… Самая неудобная позиция для того, чтобы торговаться, – проситель. А сидящий у дверей и ждущий хозяина – он кто?

Проситель и есть…

Тем более что спешки никакой по большому счету и не было…

Да, они с Песей обежали тогда за один день несколько мест, а вот сейчас наступила пауза. Такое случается в бизнесе, даже, можно сказать, всегда так: аврал сменяется штилем, штиль – авралом…

Да и никто не мог бы сказать, что Прохоров все эти дни лежал на боку, ничего не делая.

Он проштудировал книгу Филиппова, выписав всё, что хотя бы теоретически могло понадобиться.

Он под руководством всё той же Песи учил немецкий язык, нельзя правда, было сказать, что преуспел…

Он много с ней гулял, беседуя о том о сём и познавая премудрость жития в том времени, в котором оказался…

Он пробовал читать русские газеты, но очень быстро от этого отказался. Потому что, по непонятной причине они, как и в первый раз, вызвали в нашем герое приступ жестокой ностальгии…

И ещё – он думал…

И главным предметом его размышлений была одна фраза в его собственном письме к Володе в Крайстчерч, которая была написана на автомате, без подготовки и предварительных размышлений, а потом, как это иногда бывает, всплыла в памяти и засела там, сверля мозг.

Вот она, эта фраза:

«…где Надежда, не имею ни малейшего представления. Если всё будет хорошо и доберусь до вас, начну её искать…»

Понятно, что мы тут её воспроизводим дословно, а у Прохорова в голове крутился только смысл, но от этого ему самому было не легче.

Он всё пытался сложить два и два и понять, как выбраться из идиотского парадокса, в который он попал.