Илья Зверев - В двух километрах от Счастья

Производителей пустых слов много, без них не обходится ни совещание, ни конференция, ни собрание. Их действительно никто никогда не слушает, но никто никогда и не останавливает, потому что это вошло в обычай, в норму. Сколько времени пропадает напрасно, сколько по-настоящему дельных предложений остаются невысказанными из-за бесконечного потока ненужных слов!..

Я хочу процитировать еще несколько писем.

«Разрыв между словом и делом приносит грандиозный материальный ущерб народу», — пишет В. Соловьев из Ленинграда. И как бы в подкрепление этой резкой его формулировки А. Ландо из Запорожья рассказывает:

«Я хорошо помню, как несколько лет назад руководство завода, который не выполнял и по ряду причин никак не мог выполнить план, брало встречные повышенные обязательства. Они „серьезно“ обсуждались, под ними собирали подписи „четырехугольника“ завода и передовиков производства, они превращались в закон. Бумажный закон. По нему корректировали графики, его требовали довести до каждого рабочего, вывешивали „молнии-призывы“. Завод же вновь выполнял план на 50–60 процентов, а на будущий месяц снова брали обязательства на 105 процентов. Мерзкое издевательство над соцсоревнованием. Лотерея вертелась. В цехах срочно дописывались в график освоения аннулированные конструктором детали — мертвые души — и сейчас же закрашивались в цвет освоенных».

Дело тут в душевной коррозии, угрожающей многим. Ведь вывешивая график, ратуя за него или даже молчаливо осуждая эту бумажку, порядочные люди как бы признают допустимость, легальность, терпимость в известных условиях фальши, пустословия, а проще говоря, самой наглой брехни.

Автор письма из Запорожья пытается докопаться до корней этой истории:

«Одной из основных причин появления руководителя-краснобая является и некоторое несоответствие между его правами и обязанностями, несоответствие между занимаемой должностью и той ответственностью, которую он в силах на себя взять. Люди ждут от него, как от руководителя, многого, а он (то ли потому, что не уполномочен, то ли потому, что не научен или привык все согласовывать по инстанциям) не может дать этого ожидаемого многого. И вот, вольно или невольно, он прикрывает свою беспомощность громкими или негромкими, но словами. Словами-пустышками, а не делом. Он не уполномочен делать, но болтать уполномочен».

А вот письмо из другого края страны, с целины. Пишет Леонид Козуб из Есенкульского совхоза, Карабалыкского района, Кустанайской области:

«Я работаю трактористом в совхозе. Сейчас у нас горячее время: убираем хлеб и пашем зябь. В каждой бригаде имеется по нескольку уполномоченных. Помощь и совет от них в работе один: „Давай, давай! Поднажми смелей!“

Я хочу задать вопрос: что значат эти газетные строки: „с невиданным энтузиазмом“, „с небывалым подъемом“, „с огромным воодушевлением“ — в тех случаях, когда за ними не стоит дело? Эти фразы пусты, одни и те же, без конца и края и без изменений, неживые, шаблонные. Кто за это ответит?

Извините, если не так написал. Я не мастак в этом деле, всего лишь рядовой труженик-хлебороб».

Не стоило автору письма прибедняться. Он все правильно понял и точно сформулировал. И ответ на его вопрос может быть только один: возвращение каждому высокому слову первоначальной его силы и весомости. За это мы все должны бороться. И Леонид Козуб тоже: ведь он не хочет терпеть, он пишет в газету и требует уничтожить шаблоны, дать права только живому, настоящему слову.

Читатель из молдавского города Бендеры пишет об особой ответственности за слово всех, кто имеет отношение к газете, книге, радио. Он осуждает «наущение на славословие».

Может быть, это не очень точно сказано, но мысль автора письма достаточно ясна. В самом деле, мне недавно пришлось читать сочинение моей доброй знакомой, ученицы пятого класса Кати. Это сочинение на тему «Наш двор» было написано в высшей степени «лакировочно». Кроме нового благоустроенного дома во дворе торчало несколько кособоких дорогомиловских избушек. Но сочинительница ими пренебрегла и бессовестно утверждала, что «все ребята нашего двора живут в светлых и прекрасных квартирах». Когда я пристыдил ее, моя пятиклассница чуть смутилась и сказала:

— Но все же так пишут!

— Кто все? Ребята вашего класса? — с некоторой надеждой спросил я.

— Нет, вообще все.

Конечно, одиннадцатилетняя собеседница слегка перегнула. Но я не посмею утверждать, что у нее вовсе не было оснований так говорить. Достаточно вспомнить хотя бы потоки барабанных «табельных» стихов, появляющихся к каждой дате.

Главный конструктор судоподъемных сооружений, лауреат Государственной премии Олег Афанасьевич Фирсов пишет о том, что изобилие таких стихов «привело к снижению представления о поэзии».

Читатель И. Д. Выродов из Куйбышева прислал мне целую пачку вырезок: небольшую, но впечатляющую коллекцию образцов газетной трескотни.

«Правлению колхоза и партийной организации следует серьезно заняться производством молока».

Или:

«Доходить до каждой доярки, до каждого скотника, помочь им добиться успехов, создать все условия для высокопроизводительного труда…» и т. д. — вот выдержки наудачу из присланной товарищем Выродовым статьи, взятой им из местной газеты.

Ведь что тут страшно: все эти пустопорожние призывы выглядят вполне благообразно, обыкновенно, нормально. Мы так притерпелись, что совершенно не замечаем противоестественности, дикости подобных поучений.

Авторы писем с гневом пишут о том, что мы еще не считаем чрезвычайным происшествием каждую победу пустословия. Ведь совсем еще нередко большие и важные дела без остатка уходят в слова, улетучиваются бесследно. Приходит на память классическая история с пароходиком. Кажется, он назывался «Катя». Тщеславный капитан достал где-то для этого буксиришки мощный гудок, полагающийся океанскому кораблю. И вот подведомственная ему калоша стала сотрясать океанским ревом тихие речные берега. Но сдвинуться с места она уже не могла: весь пар уходил в гудок. Аналогия тут невеселая. На заводах, на фабриках, в учреждениях некоторые руководители считают своей главной задачей погромче гудеть. И всем нам надо жестко подсчитывать: сколько трудовой энергии расходится впустую, сколько пара «уходит в гудок».

Авторы всех писем единодушны в своей ненависти к суесловию. И, собственно, в моих комментариях нет нужды. Но в некоторых письмах повторяется одна мысль, требующая особого внимания:

«Есть важное обстоятельство, которое лишает статью „Обеспечено мыслью и делом“ пятидесяти процентов убойной силы. Нет конкретных адресов. Мне-то они и не нужны. Я понимаю вашу цель и ваши обобщения, но массовому читателю как-то неприятно, когда нет конкретности: имен, названий строек или организаций, дат, адресов!» — пишет москвичка Римма Евгеньева.