Николай Самойлов - Ультиматум президенту (сборник)

Надежда – наркоз для уставшей души, она облегчают боль потерь, даёт силы жить, обещая удачи и победы. Сентябрьские леса, как в хохломе расписанные терема, встречали осень, жёлтыми флажками листвы и алыми улыбками рябиновых кистей. Солнечные лучи, пронизывая полупрозрачные янтарные кроны берёз, делали воздух в лесу медово золотым. Осины, полыхая тёмным, чахоточным багрянцем, щедро дарили листья ветру. Так почуявший близкую старость, пьяный купчишка осыпает деньгами понравившуюся молодку, пытаясь ослепить и соблазнить её своею щедростью. Северная осень ярка, прекрасна, но скоротечна. Она, как легкомысленная девица в салоне красоты, перебирая краски, кремы, помады, то и дело меняет облик, не зная на чём остановиться. Ложишься спать – деревья безмятежно зеленеют, просыпаешься в конопатом, от жёлтых веснушек лесу. Вода в ручьях и реках становится всё холодней и прозрачней. Я давно заметил, что, опытные распутницы днём притворяются холодными, неприступными, чтобы обмануть тех, кто не знает об их бурной ночной жизни. Тайга, как такая женщина, кажется девственной, пока не познакомишься с нею поближе. Когда я взял в Ухтинском авиаотряде в аренду вертолёт, и полетал над нею, обнажённой осенними ветрами, то многое узнал об её прошлом: о её романах с геологами, буровиками и лесниками. Полёты убедили меня, что она далеко не девственна.

Я взял с собой карту, с отмеченными на ней законсервированными, действующими и брошенными, не добуренными из-за отсутствия средств, скважинами. Из рассказов старых буровых мастеров, которые работали в последние пятнадцать лет, я узнал, что в перестроечные годы, бригады пользуясь бесконтрольностью, стали оставлять у пробуренных и оборудованных для работы скважин, километры водоводов из дюралевых труб, сотни метров проложенного по земле медного кабеля, дизельные электростанции. Чтобы не вывозить по воздуху, бросали у вертолётных площадок совершенно новые буровые и обсадные трубы, целые катушки бронированного, медного кабеля, сгребали в траншею и присыпали землёй тонны дюралевых труб, дизельные электростанции. Когда реформаторы начали лечить страну шоком и перестали платить зарплату, начался настоящий бардак. Были списаны и брошены в тайге, у скважин не разобранные буровые вышки. Солярку и цемент разворовали лесники, вышки растащить не смогли, а, может, ещё не успели. Полетав над тайгой, я убедился в правдивости этих рассказов, разыскав три таких вышки. Добра в тайге было брошено на миллионы долларов. Взять его было не просто, но можно. Щедрый, не считавший народные деньги социализм оставил дорогие подарки хищному, русскому капитализму.

Всё это годами лежало брошенное, никому не нужное, забытое. Теперь наша бедность заставила вспомнить оставленные в тайге богатства. Нужно было придумать, как приватизировать всё это, не привлекая внимания завистливых чиновников и бандитов. Наша власть так устроена, что и золото будет лежать под ногами никому не нужное, пока кто-нибудь не нагнётся его поднять. Когда поднимет, тут же найдутся желающие отнять добычу. Чтобы этого не случилось, поехал в Сыктывкар оформлять лицензию на рекультивационные работы и сбор чёрных металлов. Обратился к нашим бывшим райкомовским работникам, переехавшим в столицу. Они все приспособились к новым условиям, хорошо устроились: кто в администрации главы республики, кто в бизнесе. Для начала зашёл к заместителю министра по природным ресурсам Павлу Фёдоровичу Образцову, много лет проработавшему у нас первым секретарём райкома. Знакомы мы были больше десяти лет, к тому же я, похвастался, показав ему своё удостоверение, поэтому он принял меня без проволочек и решил мои вопросы оперативно. Пока люди занимались цветным металлоломом, в леспромхозах накопились горы, сотни тонн чёрного, никого в районе чермет не интересовали, я был первым и единственным желающим. Поэтому мне сразу пошли навстречу и без проволочек оформили лицензию. На всё ушло три дня. Вечером пригласил в ресторан наших бывших районных руководителей, посидели, поговорили, обмыли лицензию.

На следующий день вернулся домой. Зарегистрировал фирму «Эколог» по заготовке чёрного лома и рекультивикационным работам. По закону, всё брошенное в лесу отошло к лесхозу. «Эколог» заключил с ним договор на рекультивационные работы, обязуясь оплачивать за каждую тонну вывезенного чермета по сто рублей. Тогда это было дорого. За сто рублей леспромхозы продавали его в гараже. Мне нужно было вытаскивать его из тайги. Едва начались морозы, начали тракторами промораживать дороги и болота на ручьях наращивать лёд. На вертолётах забросили горючее и трактора, которые стаскивали новые буровые и обсадные трубы к вертолётным площадкам. Вертолёты возвращались с трубами на нашу базу, которую Эколог взял в аренду у НГДУ Войвожнефть. НГДу готовили для продажи ЛУКОЙЛу, поэтому работы приостановили, людей уволили, технику списали, снизив цену Войвожнефти до копеек. В общем работала обычная для тех лет схема приватизации. Мы делали своё дело: разбирали водоводы и стаскивали к вертолётным площадкам дюралевые трубы. На них нашлось много покупателей и среди нефтяников и строителей. Монтажники разбирали буровые вышки. Трубы и вышки у меня купили частные фирмы, занимающиеся бурением. Заработанные деньги позволили закупить финские машины по заготовке и раскряжёвке леса. Это позволило многократно увеличить заготовку древесины. Кругляк пилили на доски и отгружали круглосуточно. Деньги делали ещё большие деньги, но счастливей от этого я не становился.

Я чувствовал, что не моё это дело, не хватает у меня страсти к накопительству. Поэтому, такие как я, миллиардерами не становятся. Азарта не хватает. Меня всегда удивляли люди, у которых при пересчитывании купюр руки тряслись. Я расставался с деньгами легко, спокойно, без тоски и сожалений. По вечера всё чаще накатывала усталость, а с нею появлялась мысль: – Пора, зажился. Второе дыхание появилось, когда пролетал над посёлком кооператива Тиман, бывшего осколком, совсем недавно, известной всей стране империи Туманова. Кооператив занимался дроблением щебня. В годы Горбачёвской перестройки дела у него шли отлично. Гайдаровский шок его убил. Новенький посёлок из двадцати двухэтажных деревянных коттеджей, столовой, клуба, бани с сауной, котельной и гаража уже год пустовал. Пролетая над ним, я понял, что лучше места для лицея найти трудно. От асфальтированной трассы на Ухту до посёлка всего семь километров отсыпанной щебнем, хорошо ухоженной дороги. В посёлке были свет, водопровод. Отапливались домики котельной, работавшей на угле. Река была рядом. Вокруг нетронутая тайга. Идеальное место для воспитания здоровых, сильных, мужественных парней. Администрация выставила посёлок на продажу, просила за него двадцать тысяч долларов. Я поспешил его выкупить, поселил сторожей и приступил к косметическому ремонту домиков, клуба и столовой.