Денис Драгунский - Вид с метромоста (сборник)

В гостях услышал две прелестные истории.

Одна дама рассказывала, как в начале 1980-х она была на Кубе, студенткой, на стажировке. Там ее позвали на выставку книжной графики. Человек, который ее пригласил, сказал (по-испански, разумеется):

– Вы увидите подлинники знаменитых иллюстраций знаменитого кубинского художника NN к романам Хулио Берне.

– К чьим романам? – осторожно спросила она.

– Хулио Берне! – сказал он.

– А-а-а, – сказала она. – Угу.

– Погодите, – сказал кубинец. – А вы что, не читали Хулио Берне?

– Честно говоря, нет, – сказала она. – Даже не слышала.

– Не может быть! – вскричал темпераментный кубинец. – Вы не слышали о Хулио Берне? Поразительно! Неужели в СССР не переводят Хулио Берне? Непостижимо! Его читают во всем мире! Уже сто лет! Это любимейший, популярнейший писатель! Невероятно!

– А что он написал? – спросила она.

– Los hijos del capitán Grant! La isla misteriosa! Un capitaán de quince acos! [30]

Таинственный автор оказался Жюлем Верном.

Хулио Берне в испанском произношении.

А хозяин дома рассказал такую историю.

Гуляя по Севилье, он обратился к какому-то молодому человеку интеллигентной наружности.

– Простите, где здесь памятник Сервантесу?

– Дался вам этот Сервантес! – воскликнул прохожий. – Все только и спрашивают: Сервантес, Сервантес! Как будто в Испании писателей больше не было! Надоело, честное слово! Все уши прожужжали этим Сервантесом! А я вам скажу, что в Испании был один по-настоящему гениальный писатель. Великолепный! Потрясающий! Сервантес перед ним – просто нуль! Раскроешь книгу и оторваться не можешь! Как глубоко! Как увлекательно и как правдиво при этом! Как умно, как тонко! Какие образы! Характеры! Чувства! Какой масштаб! И как написано, какой стиль!

– Простите, а как его звали?

– Кого?

– Ну, этого великого писателя.

– Вот черт, – сказал прохожий. – Забыл!

Махнул рукой и исчез в толпе.

Тамара поцеловала его и заплакала. Слезы капали ему на лицо, на шею, на футболку.

– Значит, это последний раз? – прошептала она.

– Значит, – сказал Саша, высвобождаясь из ее объятий; они одетые лежали на диване в его комнате, в большой старой квартире на Поварской. Они были одни – Сашин папа был на работе, а мама уехала на пару дней к сестре в Питер.

Саша был студент третьего курса истфака МГУ, а Тамара училась в какой-то дурацкой заочной лавочке.

– Значит, – повторил Саша, садясь. – А лучше не надо последний раз . С моей стороны это будет полный цинизм. Я так не хочу. Застегнись.

Она застегнулась. Он пересел в кресло, она осталась на диване. Он смотрел на нее совсем чужими глазами и чувствовал это.

Да, она была красивая, яркая: смуглая, с синими глазами, длинноногая. На улице оборачивались. Саша сначала гордился. Потом надоело. С ней не о чем было разговаривать, совсем. Она ничего не читала. Ничем не интересовалась. Не знала, кем хочет стать. Да, ласковая, верная, приятная в постели. Ну и что?

– Почему? – спросила она.

– Ты очень хороший человек, – сказал Саша. – Но мы разные люди.

– В каком смысле?

– Неважно.

– Нет, скажи! – вдруг закричала она и бросилась перед ним на колени. – Объясни! Я заслужила, я имею право! Я тебя любила! Мы ведь уже целый год! Я всё делала, что ты скажешь! Ты должен объяснить! – она плакала и повторяла: – Я заслужила, заслужила, заслужила…

– Ладно, – сказал Саша. – Тогда не обижайся. Сама просила. Мне тоже трудно говорить такое, потому что это считается стыдно. А чего стесняться? – разозлился он. – Это же правда! Мы с тобой из разных инкубаторов, поняла? Мы люди разного круга, ясно?

– Потому что у тебя папа членкор Академии наук, а мама из столбовых дворян?

– Примерно, – сказал он. – Это фатально, пойми.

– Понятно, – сказала она. – Правда. Ты прав. Всё так и есть.

У нее высохли слезы, лицо осунулось и потемнело.

Ему даже на минутку стало стыдно.

Но скоро он совсем про нее забыл.

Не до того было.

Отец с матерью и раньше жили не очень-то дружно, а теперь скандал шел за скандалом. Ему тоже влетало, просто так, от общей злости. Отец всё чаще оставался ночевать на даче, а мать надолго уезжала к сестре. Никакой жизни. И обед никто не готовит.

Однажды Саша пришел домой поздно, в два часа ночи.

Зажег свет, снял куртку.

Щелкнул шпингалет. Из ванной вышла Тамара, завернутая в махровую простыню.

– Эй, ты чего здесь делаешь? – испугался Саша.

Она поглядела на него и негромко и строго сказала:

– Теперь будешь звать меня «Тамара, вы».

Повернулась и пошла в спальню.

Он был талантливый дизайнер одежды высокого стиля.

Она была талантливая художница. Довольно скоро стала известной, сначала среди ценителей и критиков, потом ее стали хорошо покупать у нас, а там она уже вышла на мировой, так сказать, рынок.

А он уже был там, на мировом рынке. У него было ателье в Милане, представьте себе. Конечно, они встретились. Конечно, у них начался роман: оба красивые, не очень молодые, зато знаменитые.

Роман был трудный. Она была замужем, тоже, кстати, за известным человеком. Они скрывались, изобретали способы оказаться вдвоем хоть на три дня. Муж довольно скоро всё узнал, но повел себя как совершенный Каренин: рассказывал о своем несчастии на всех углах, но разводиться не хотел. От этого было еще тяжелее, хотя ездить вдвоем стало проще.

Потом она всё-таки добилась развода. Но тут оказалось, что у него давно есть другая женщина. На которой он тоже не собирался жениться. И еще у него постоянно были какие-то шлюшонки. Вот такой отвратительный тип.

Всего отвратительнее было то, что она узнала об этом последняя. Об этом все знали и даже отчасти намекали. Бывший муж объяснил ей потом: не спешил с разводом, потому что надеялся – вот-вот она прозреет. Но теперь уже всё, прости, дорогая.

Через пару лет она написала толстенную творческую автобиографию. Про выставки и поездки, картины и эскизы. Про художников, галеристов, кураторов. Про критиков, коллекционеров, меценатов. Про артистов, писателей, фотографов, режиссеров и дизайнеров. Про серьезные споры и салонные сплетни. Про всех и про всё, кроме него.

Она ювелирно вырезала, вымарала, выскоблила его отовсюду.

В рецензиях писали, что это просто настольная книга для историка и критика, бесценный источник, дающий широкую панораму, и всё такое прочее.

– Лихо отомстила тебе Лилька, – сказал я ему как-то.

– Да ладно, – сказал он. – Мне моих заказчиков хватает.

– А как же мужское чувство? – не отставал я. – Получается, как будто тебя в ее жизни вовсе не было.