Хюго Клаус - Избранное: Сборник

Лизнув указательный палец, Паул проводит им по ее щеке.

Посмотри на палец. Видишь румяна или компактную пудру? (Торжествующе.) Не-ет, это загар, настоящий бронзовый загар! И здесь тоже! (Распахнув халат, поворачивается боком.) Прямо шоколад. (Эдварду.) А у тебя? Ну-ка, покажи. Покажи свое тело, если не боишься. Ты же совсем белый! Белый, как покойник!

Эдвард. Иногда человек ходит с раковой опухолью. Много лет ходит и ничего не подозревает. Но в один прекрасный день, ничем от других не отличающийся, опухоль лопается. И нет человека.

Элена. Паул, если бы ты меня не знал и вдруг однажды встретил, скажем, на пляже, ты бы подумал: «Что это за уродина идет»?

Паул. Господи…

Элена. Да или нет?

П а у л. Нет.

Элена. Ну что это за человек! Я понимаю, Эдвард не такой, как все… Но почему он отравляет мне жизнь! Конечно, мне уже за тридцать. А разве Аве Гарднер [213] Ава Гарднер (род, 1922) — известная американская киноактриса, успешно сыгравшая Множество ролей в популярных американских фильмах (вестернах, комедиях, приключенческих лентах). Заметным событием были ее роли в фильмах — экранизациях романов Э. Хемингуэя и пьесах Теннесси Уильямса. меньше? Или Лане Тернер? Неужели я так безобразна, Паул, что до меня противно дотронуться? Почему же он не прикасается ко мне? (Пауза.) Почему не разговаривает со мной? А со своей матерью может часами болтать! Я что, не близкий ему человек? Молчи, Паул, ты такой же, как и он! Я по глазам это вижу. Ты тоже меня не любишь. (Приближается к ошарашенному Паулу.) Те же глаза. Они не видят меня, я для них не существую. (Внезапно поворачивается к Эдварду.) Вот я, здесь! Скажи же что-нибудь. Я ведь ничего тебе не сделала, дорогой мой Эдвард! Не сиди, уставившись в одну точку. Я не знаю, что мне делать. Так душа болит!

Эдвард. Она кладет слово «душа» в рот и жует его, словно жевательную резинку, а потом выдувает это слово сереньким пузырем. Он все растет, растет, пока душа эта не лопается. Обрати внимание, какой она становится тогда беспокойной, неудовлетворенной.

Элена. Свинья! Трус! (Пауза.) Зануда!

Паул. Он чудак, это точно.

Элена (сердито, Эдварду). Нечего улыбаться! (Пауза.) Впрочем, улыбнись мне, дорогой.

Из дома вновь громко звучит арабская мелодия.

Эдвард (кричит. Он мог переносить брюзжание, причитание, но слышать эти странные, непонятные завывающие звуки выше его сил). Господи боже мой! Настанет ли этому конец?

Музыка становится тише. Длинная пауза.

Элена. Ой, послушайте! Тихо! Слышишь, Эдвард? Это ведь «Танец цапли». (Начинает подпевать мелодии, но никак не может попасть в такт.) Его танцуют здесь при свете луны. Только старики еще помнят его движения. (Начинает медленно кружиться.) Женщина подхватывает юбку большим и указательным пальцами и наклоняет голову. Смотрит направо, налево. Потом кружится и воркует, как голубка. Как страстная голубка, Эдвард. Она ищет его. И вот он приходит, семенит вокруг цапли, но не дотрагивается до нее. Он вскидывает руки и машет ими, как коршун — крыльями. Он машет крыльями и постепенно приближается к ней. Вот-вот он налетит на нее, этот большой хищный коршун, на медленно кружащуюся голубку. Ну, давай, мой коршун! (Танцуя, приближается к Эдварду, громко напевая.) Давай, Эдвард, ну! Скорее, ну! (Пытается поднять его за руку с дивана, но он валится обратно.) Ну, иди же, я тебе говорю! Не хочешь? ( Семенящими шажками обходит Паула, который тоже включается в танец.) Видишь, Паул умеет. Подпрыгивай выше, Паул. И хлопай крыльями. Ну, давай!

Паул. Так? (Машет руками, будто крыльями.) Берегись, я коршун. Берегись, я уже близко!

Элена. Смотри, Эдвард!

Эдвард ( смотрит, как они танцуют ). Какой этот тип здоровый, упитанный, все у него в полном порядке: и сердце, и мозг, и легкие, и желудок, и душа — все действует безотказно, как хорошо смазанный механизм. Прямо позавидуешь! А танцор какой превосходный!

Элена (быстро кружится по террасе, так что Паул едва поспевает за ней). Быстрее! Еще быстрее! Ну же!

Паул (останавливается и, шатаясь, бредет к стулу). Все. Я должен отдохнуть. ( Отдувается.) Я ведь сто лет не танцевал. Разве что на Новый год иногда повальсируешь. А этот танец выше моих сил. Такой темп не по мне.

Элена ( возмущенно топает ногами). Неужто весь мир превратился в богадельню! Неужто не осталось никого, в ком еще бьется жизнь? ( Она растерянна и рассержена, чувствует себя очень одинокой. Кричит.) Да выключите же это радио! Не могу этого больше слышать. Выключите эту музыку! Слышите?

Мелодия звучит еще громче. Элена скрывается в доме. Музыка резко обрывается. Мужчины переглядываются. Длинная пауза. Потом из дома доносится жалобный старческий голос: «Ты его сломала!» — и голос Элены, отрывисто бросившей что-то в ответ.

Пауза. Слышно, как внизу по воде проносятся моторные лодки.

Паул. Наверно, ваша жена пошла за стаканом воды для меня. Или, может, забыла? По-моему, она очень милая. Во всем вам повезло: красивый остров, этот великолепный залив внизу, напоминающий туфельку, если смотреть с холма. А какой прекрасный вид открывается отсюда на море! Вода такая прозрачная, даже на глубине, видно поросшее зелеными водорослями дно. Наша малышка Фемми всегда говорит: «Папа, посмотри-ка, там лужок под водой». Нашей Фемми всего… (Из дома доносятся голоса бранящихся людей.) Там еще кто-то есть?

Эдвард. Моя мать.

Паул. A-а. (Пауза.) Конечно, ваше отвращение к солнцу, в общем-то, понятно. Солнце здесь такое жгучее. Я даже не могу читать днем газету, буквы расплываются перед глазами. Чересчур много солнца — это слишком. Надо во всем знать меру. Однако время от времени полезно немного погреться на солнышке. Даже вам с вашей чувствительной натурой не причинит вреда…

Эдвард. Кто?

Паул. Солнце. (Пауза. Затем он бодро продолжает, нравоучительным тоном.) Смотрите, надо начать с пятнадцати минут, позагорать часа в четыре, хорошенько намазавшись маслом. Назавтра — двадцать минут, на следующий день — полчаса.

Эдвард (в пространство). Вот так человек постепенно ко всему привыкает. Начинаешь маленькими дозами, потихоньку наращивая, — не успеешь и глазом моргнуть, как уже сыт всем по горло.

Паул. Раньше я мог танцевать часами без остановки вальс, танго, что угодно. Но все так быстро уходит. Вы же сами видите. (Пауза.) Что вы сказали? Простите, мне показалось, будто вы что-то сказали. (Встает, ходит взад-вперед, потягиваясь. Кричит.) Эге-ге-ей! Так я и думал! Я видел по изгибу холма, что здесь должно быть эхо. ( Громко кричит.) Эге-ге-ей! Паул! Паултье! Иди сюда, Паултье! (Никто, кроме него, не слышит эхо. Подходит к Эдварду.) Да, вам точно повезло. Я имею в виду это место — очень красивое. Вы что, не хотите со мной разговаривать? Вы не поверите, но обычно люди повсюду охотно со мной разговаривают. В поезде. В кафе. Случается, даже заговаривают на улице, средь бела дня. А однажды… когда же это было, в три или в четверть четвертого? — ко мне священник подошел. Направился прямо ко мне. Видно, хотел что-то сказать, но потом раздумал и пошел дальше. (Пауза.) Послушайте, вы так бессердечно обращаетесь с вашей женой! Меня это, конечно, абсолютно не касается, это ваши дела. И все же… Я вас понимаю: она, конечно, обворожительна, ваша жена, но наступает время и… Я очень хорошо вас понимаю: привычка, постоянное повторение одного и того же изо дня в день — все это самым пагубным образом сказывается… Появляется рутина там, где должна быть неожиданность, непредсказуемость, надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду… (Нервничает, чувствуя, что говорит нескладно.) Черт возьми, Миссиан, пока ее здесь нет, вы могли бы поговорить со мной. Не скажу, что вы почерпнете из этой беседы много нового, но, черт побери, я как-никак уже сорок лет живу на белом свете. Я все-таки начальник отдела в Министерстве сельского хозяйства. Да и не враг я вам. Мы ведь едва знакомы, и я вовсе не собираюсь настаивать, чтобы познакомиться ближе, если вам этого не хочется. Но, уверяю вас, вы впадаете в крайность. (Отщипывает кусочки коры с дерева.)