Хюго Клаус - Избранное: Сборник

Старший Минне. Интересно, сколько Фламин заплатит им за этот сахар? Почем теперь килограмм сахара, Ягер?

Ягер изучает свои карты, Младший Минне тоже.

Они продают сахар весь сезон, почти каждый вечер, и никто, в том числе и Фламин, не хочет назвать мне цену. «Приноси сахар на продажу, вот и узнаешь», — говорит Фламин.

Ягер (Младшему Минне). Ну, Минне, объявляй.

Младший Минне. С такими картами… у меня сто.

Старший Минне. Я — пас.

Ягер. Сто пятьдесят.

Старший Минне. Когда Ягер сдает, у меня нет ни одной, ну буквально ни одной приличной карты на руках.

Конденсаторная. Она находится в будке на сваях там, где кончается узкоколейка, по которой вагонетки со свеклой подкатывают к заводу. По углам сложены штабеля прессованного сена, сено разбросано и на полу. Стена напротив зрителя — дощатая, с широкими щелями, законопаченными сеном. В стене — проем, через который по приставной лестнице можно попасть внутрь. На балках, поддерживающих крышу, — отметки мелом: сколько дней сезона уже прошло. В печке горит кокс. Слышно, как снаружи громыхают вагонетки. Появляется смеющийся Кило, за ним — черноволосая девушка, это Малу, и Макс. Все трое хихикают, подталкивая друг друга в бок.

М а л у ( валится в сено и садится, прислонясь спиной к стене). Голова у меня кружится, точно ярмарочная карусель. Лошадки скачут вверх-вниз, гоп-гоп, и крутятся вокруг шарманки.

Снаружи доносится голос Ce-Па: «Alors, Мах, tu viens, oui ou merde?» [219] Послушай, Макс, идешь ты или нет, черт подери? (франц.)

Макс ( кричит наружу). Oui [220] Да (франц.). .

Кило. Он бесится, потому что мы опоздали на полчаса и ему пришлось дожидаться, пока мы его сменим.

Макс. Да, но у нас весьма уважительная причина. Мы продавали его же сахар.

Все смеются.

М а л у. Все кружится. А ведь я выпила только три рюмки перно. И вы тоже кружитесь у меня перед глазами. Глаза у меня, наверно, стеклянные, как у тех лошадок на карусели.

Макс. Ты отвыкла пить, пока была в Аррасе.

М а л у. Да, я капли в рот не брала все это время. Врач запретил. Ни-ни, сказал он. Ламбер иной раз нальет мне сидру, а я только чуть пригублю — и все. Однако стоило вам лишь позвонить в дверь, и я убежала из дома ночью, как воровка, и отправилась с вами пить. О-ля-ля, опять Малу взялась за старое.

Макс. Мы тебя еле добудились. Раньше ты не ложилась спать так рано.

Малу. Я болела, врач велел мне рано ложиться. Господи, какой шум вы подняли. Трезвонили в дверь и орали так, что, наверно, слышала вся улица. А если бы Ламбер вылил на вас из окна ведро воды?

Кило. Мы же знали, что его нет дома.

Макс. Что он вернется только завтра в обед вместе с директором.

Малу. Конденсаторная. (Оглядывается вокруг.) Тут почти ничего не изменилось. И вот я снова здесь.

Макс. Не думал я, что ты вернешься, Малу.

Малу. Ты думал, что тебе не о чем беспокоиться, Малу уехала в Аррас и больше не будет путаться под ногами, останется там до конца своих дней. Так?

Макс. Именно.

Малу. Но, как видишь, я вернулась, стервец.

Голос Ce-Па снаружи: «Мах, nom de Dieu, de Dieu!» [221] Макс, черт побери совсем! (франц.)

Макс. Видно, придется мне идти. Поляки уснули возле вагонеток, словно у себя в бараке, бездельники.

Малу. Это будет урок Ламберу. Нечего было оставлять меня одну на следующий же день после того, как я приехала в Верьер. Одну в холодной кухне, с попугайчиками на обоях. Ха-ха. Он думает, что я сейчас сижу в этом гнездышке и мечтаю о нем. Ха-ха. Впрочем, что я смеюсь? Он ведь хороший человек. Просто мне надоело дожидаться, когда кто-то придет домой, слышишь, Макс, мне надоело все время кого-то ждать. По вечерам мне так хочется видеть людей, неважно каких, слышать голоса. Вот хотя бы вашу болтовню. Сегодня я готова выслушать любого, а все кружатся на карусели, тара-ра-ра… ( Хватает Макса за брючину.) Иди ко мне, стервец, я сегодня увлеку тебя в преисподнюю…

Макс. Пусти, мне пора идти. Надо помочь полякам.

Малу. Ах, бедные, несчастные, замученные поляки, они так нуждаются в помощи богатыря Макса. Знаешь, Кило, наш Макс всегда всем помогает.

Макс. Если хочу. И если могу.

Малу. А ты так много можешь. И нет для тебя пределов. Его сердце не знает пределов, Кило. Представь себе, Кило, в прошлом году он сходил по мне с ума. Ну просто по-настоящему сходил с ума. И говорил, что будет любить меня всегда, всегда. Говорил, что никогда меня не бросит, что он навеки мой. Amour toujour [222] Любовь навеки (франц.). , так, стервец?

Макс. Ты совсем разучилась пить.

Кило. Наверно, ей здесь жарко. И кокс воняет. (Он немного приоткрывает занавеску, закрывающую вход.)

М а л у. Раньше я умела пить. Я могла пить наравне с Фламином или Максом, с кем угодно. А если в меня уже больше не влезало, меня начинало выворачивать наизнанку, верно, Макс, бывало, и тебя всего вымажу. Чувствуешь, что больше уже не можешь пить, желудок больше не принимает и голова кружится, вот тут тебя и начинает рвать. Верно, Макс?

Кило. А я никогда не напиваюсь.

М а л у. Это хорошо, Кило. Два очка в твою пользу. Ты берешь пример с нашего образцового Макса, и ты не напиваешься. Ты всегда спокоен и не теряешь головы ни при каких обстоятельствах. Бывает, конечно, выпьешь немножко, чтобы согреться, или за компанию, но не больше полбутылки за вечер. Да и с чего тебе пить? Что тебе праздновать, какие такие события происходят в твоей жизни? Но сегодня есть повод. Есть. Малу вернулась на сахарный завод, она сидит в конденсаторной, как в прежние времена, словно никуда не уезжала и никогда не была больна, словно ничего не случилось и она не клялась, что ноги ее больше не будет в Верьере. Такое событие стоит отпраздновать, не так ли? Нет. Уставились на меня стеклянными глазами, словно лошадки на карусели. Мы видим Малу, говорят эти глаза, вот она сидит. Привет, Малу! Привет, лошадки! Завтра они уедут домой и скоро забудут все это, верно, ребятки, вы забудете и Малу, и все остальное, забудете Верьер. А лошадки все кружатся, гоп-гоп, тара-ра-ра… И зачем только я пошла с вами?

Снаружи, совсем близко, вероятно уже с лестницы, Се-Па кричит: «Eh, bon Dieu, Max, encule, tu te fous de ma gueule?» [223] Макс, педик проклятый, ты что, смеешься надо мной? (франц.)

Макс. Полежи тихонько. И все пройдет.

Макс спускается по лестнице, слышно, как Се-Па делает ему замечание: мол, не очень-то ты спешил.

Малу. Тихонько. Ладно. Я и так лежу тихонько. Я уже несколько месяцев только и делаю, что лежу тихонько.

Пауза.

Кило (подходит к балке и чертит мелом еще одну линию). Чуть не забыл отметить. Осталось восемь дней.

Малу. Вот уж не думала, что вы опять приедете в Верьер, всей компанией. Вы ведь обычно каждые три года переходите на новый сахарный завод.