Арман Лану - Свидание в Брюгге

Вот как раз об этом-то и хотелось Роберу спросить Сюзи.

— Я не знаю. Я ничего не знаю.

— Не торопитесь, подумайте. Вы достаточно знаете больных. И вы хорошо знаете Ван Вельде. Если вы не сможете нам помочь, то кто же тогда сможет?

— Возможно, потому, что пистолет для него священен.

Голубые, чуть воспаленные глаза главврача пристально смотрели на Сюзи, и видно было, как напряженно работала его мысль. Ом помассировал веки кончиками пальцев.

— Тогда все должно было быть наоборот, детка. Раз пистолет для него нечто святое, именно им он должен был бы пресечь свою жизнь, если только…

— Что, если?

Они все подумали об одном и том же.

— Если только он действительно хотел умереть? — неуверенно проговорила она, как студентка, отвечающая профессору на экзамене.

— Пожалуй! Храбрый солдат, да еще отмеченный в приказах за храбрость, награжденный медалью…

— Попробовал бы он не быть храбрым… — между прочим вставил Оливье.

И тут же поспешил извиниться, жестами. Но Эгпарс, по-видимому, одобрительно отнесся к его реплике и продолжал развивать свою мысль:

— Тем не менее он остается храбрым солдатом. И храбрый солдат должен бы убить себя тем оружием, которым он уничтожал врага, потому что его жена — женщина без стыда и чести. Такова канва сценария. Вы меня простите, мадам. Я просто пытаюсь поставить себя на его место. Так должно быть по логике вещей. Будь это в театре. А между нами говоря, поведению вашего мужа свойственна некоторая аффектированность. Артист!

— Да, — прошептала она.

— И вы тоже.

— О!

— Безусловно. Но это не имеет значения, мадам Ван Вельде. У меня не от всех дверей есть ключи. А у вас, я уверен, есть. Что вызвало взрыв? Что толкнуло его на самоубийство? Что явилось последней каплей? Той, которая переполнила чашу…

— Мне кажется, я знаю. Вот уже две недели, как мы в разводе.

— Так.

— А позавчера вечером я была в Счастливой звезде.

— Понятно.

— Я танцевала. Ведь я свободна, в конце концов.

Последние слова были сказаны с легким вызовом, что как будто не произвело впечатления на Эгпарса. Она продолжала:

— И вдруг я увидела Себастьяна у стойки. Я, конечно, и бровью не повела. Потом-то я раскаивалась, что не поговорила с ним. Когда танец кончился, я подошла к стойке. Его уже не было. Там стояла только его чашка. От нее сильно пахло водкой. Я спросила про мужа — моего бывшего мужа. Фернан ответил мне, что он ушел. Я вышла на улицу, огляделась кругом, но никого не увидела. Было холодно. Возможно, он спрятался где-нибудь за грузовиком. В общем, я не нашла его, а так как мне не улыбалось схватить воспаление придатков…

Сказала — как отрезала…

— То вы вернулись к Фернану, — докончил Эгпарс, — и стали опять танцевать.

— Да. Но я совершенно потеряла голову, иначе бы я все это не делала.

— Для этого головы не нужно!

Но Эгпарс уже опять овладел собой.

— Ну ладно. А когда же случилось несчастье?

— Через два часа.

— Через два…

— Да, доктор.

— Я не спрашиваю вас, с кем вы танцевали, мадам Ван Вельде.

— Я не могла бы вам ответить.

— Сойдемся на том, что это был Альфред Дюбек, и больше не будем к этому возвращаться.

Она покраснела. Прекрасная блондинка Сюзи Ван Вельде и сама не подозревала, что у нее еще есть в запасе малая толика стыдливости. Робера не оставила равнодушным ее искренность, он почувствовал симпатию к этой женщине.

— Я думаю, он следил за вами из-за грузовика. Что было дальше?

— Бал окончился, и я уехала, на мотоцикле м-м… Фреда…

— На моем мотоцикле, — внес поправку Оливье, — на моем! Ах, сукин сын! Богоотступиик! Сколопендра! Троглодит!

На этот раз главврач досадливо поморщился. Балагурство Оливье, очень часто забавлявшее его, становилось назойливым. Он пытался воссоздать в деталях картину самоубийства, всегда более туманную, чем картина убийства.

— И это спасло вам обоим жизнь, — сказал Эгпарс.

— Обоим?

— Да, Дюбеку и вам. Вам ведь неизвестно, что, когда Ван Вельде раздевали в больнице Сен-Жан, у него в кармане обнаружили тот самый пистолет.

— Боже мой!

— И что он был у него в кармане, когда он подсматривал в окно, как вы танцуете с другим.

Ее охватил ужас при мысли о том, что могло бы быть. И она все повторяла:

— Боже мой, боже мой. — А потом вдруг сказала: — Может быть, и стоило это сделать.

В сущности, Сюзи не была злой, просто она любила любовь и была уступчива в любви.

— Короче говоря, еще бы немножко, и вдовцом остался бы он! Приложив, как говорится, к этому делу руку. Но так как у него не хватило мужества убить вас, он вернулся домой и попробовал убить себя. Не воспользовавшись при этом пистолетом. Все, что угодно, — только не пистолет. Вы понимаете, в чем тут дело?

— Нет, доктор.

— Не притворяйтесь, вы прекрасно все понимаете.

— Почему вы так думаете?

— Если хотите, я объясню. С огнестрельным оружием шутки плохи, обычно оно беспощадно. Себастьян предпочел снотворное. Средство более мягкое. Во-первых. А во-вторых, оно не обязательно убивает наповал. Доказательство налицо! Разве я не прав?

— Пожалуй, вы правы, мосье. Да, скорее всего правы, все это на него очень похоже!

— Дело не только в нем, но и в его болезни: тут никогда не знаешь, обернется ли его ярость против него самого или против кого-нибудь другого!

— Отличная работа, мосье! — с нескрываемым восхищением сказал Оливье.

А Робер, как зачарованный, смотрел и смотрел на Сюзи Ван Вельде. Эротическое сияние вокруг нее исчезло, перед ним сидела обыкновенная маленькая женщина, уже довольно потрепанная, которую возраст отметил своей неумолимой печатью, оставив на ее лице бороздки морщин — бороздки эти вдруг сделались глубже, а сама она как-то вся съежилась. Вскоре поседеют и ее прекрасные золотистые волосы. Ну лет пять у нее еще есть на ее забавы. А потом потухнет этот пламень, и превратится наша Сюзи в добропорядочную матрону, время от времени она будет предаваться воспоминаниям о своем бурном прошлом и будет добросовестно смотреть за больными; возможно, она снова выйдет замуж за хорошего человека, он никогда ни о чем не узнает, и ничто не омрачит их счастья. Всё как у всех!

— Есть еще одно дело, к тому же не терпящее отлагательств, — продолжал Эгпарс. — Мадам Ван Вельде, — простите, я привык вас так называть, — так вот, мадам Ван Вельде, как сестра у себя в отделении вы были превосходны. Я подчеркиваю: «у себя в отделении». Потому что для вас сладостно общение с противоположным полом. И в спорах с Хоотеном я всегда брал вашу сторону, а он ведь собирался выставить вас за дверь…

— Да, после того как я ответила отказом на одну его просьбу! Когда мы были в Остенде…

— Прошлым летом, в курзале.