Борис Пугачев - Школа обмана

— А то я не знаю! — раздался из кухни голос Ироиды Захаровны. — Уже готовлю… Командир нашелся.

— Как ваши очаровательные девушки поживают? Почему они не приехали?

— Они навещают тещу в Дмитрове.

— У-у-у… Пока эта сварливая женщина готовит, давайте партийку в шахматы сгоняем?

— Мой уровень вы знаете. Вам будет неинтересно.

— Вы ошибаетесь. Шахматы — это игра. Можно знать правила, можно изучить комбинации, но от этого игра не перестает быть игрой. Доставьте старику удовольствие, а то в бизнес вы меня не берете, девушки меня уже не любят, к выпивке я никогда пристрастия не имел… Что старику осталось?

— Не прибедняйтесь. Вы старик еще о-го-го. Михаил Абрамович вам большой привет передавал. Он вашей активностью восхищается. Я тоже.

— Да-да. Ну расставляйте. Я буду черными, коль уж считаете, что я гроссмейстер.

Тонуть — так в море, а не в поганой луже.

Кооперативные, как их прозвали, кафе плодились по всей Москве в огромном количестве, занимая закутки первых этажей старых зданий. Помещения эти, как правило, были плохо приспособлены для общепита — раньше в них размещались мелкие конторки разного назначения, которые в перестройку практически перестали функционировать, но не были официально закрыты, и помещения продолжали числиться за ними. Директора конторок охотно отдавали их в аренду, получая основную часть арендной платы черным налом. Государственные организации, призванные проверять целевое использование помещений и их пригодность для той или иной коммерческой деятельности, тоже имели директоров, желающих обогатиться. Арендаторы, активно развивая в директорах воровские навыки и понимая, что помещения чужие и временные, сильно не тратясь, приспосабливали их для удовлетворения растущих потребностей граждан. Среди таких заведений все больше становилось кафе, не блещущих дизайном, но достаточно чистых и дешевых. Кормили и поили в них лучше, чем даже в некоторых государственных ресторанах, а обслуживать старались на достойном уровне. Это нравилось гражданам, и они с удовольствием ходили туда, если, конечно, что-то случайно оставалось от их мизерной зарплаты. Вероятно, остатков зарплаты было не так много, и в кооперативных кафе толкучки не наблюдалось. Именно поэтому Родик в последнее время для конфиденциальных переговоров стал использовать подобные заведения, находящиеся недалеко от дома или работы.

Кафе, в котором Родик назначил встречу с Серафиминым генералом (как он про себя его называл), было как раз таким. Немного казематистым, с маленькими подслеповатыми окошками и облупившимися рамами, небрежно подкрашенными в непривычный розовый цвет. В углу этого помещения высилась самодельная барная стойка из крашенного в тот же розовый цвет ДСП с горкой, уставленной красивыми бутылками, содержимое которых вызывало у Родика массу скептических комментариев. Родика здесь хорошо знали и сразу принесли банку пива и маленькую тарелочку с маслинами.

Потягивая пиво, Родик, чтобы чем-то себя занять, читал давно изученное меню — напечатанный на машинке лист, вложенный в папку, обтянутую красным, местами уже протертым, кожзаменителем. Это занятие вскоре ему надоело, и, подозвав скучающего официанта, он сообщил, что ждет двух гостей, и можно выставлять на стол все имеющиеся закуски, которых, если верить меню, всего четыре.

Официант уже заканчивал сервировку стола, когда появилась Серафима в сопровождении худощавого, выше среднего роста мужчины, облаченного в длинный темносиний плащ и черную кепку. Мужчина протянул руку и невнятно представился. Родик так и не понял, как его зовут. Помогая Серафиме раздеться, он окинул взглядом ее спутника, уже избавившегося от плаща и кепки. Он был одет в мешковатый, неопределенного цвета, поношенный костюм, застегнутый на все пуговицы. Светлая рубашка плохо сочеталась с зеленым галстуком в мелкий белый горошек и предназначалась человеку с существенно более толстой шеей. На вид мужчине было лет сорок пять — пятьдесят.

Лицо нездорового желтого цвета сплошь избороздили глубокие морщины, вертикальные по щекам и горизонтальные, словно нарисованные на переходящем в лысину лбу. Глаза, близко посаженные к тонкой переносице, имели блекло-голубой цвет, а набухшие под ними темные мешки выдавали либо болезнь почек, либо пристрастие к алкоголю. В целом первое впечатление складывалось не в пользу нового знакомого.

— Что будем пить? — провожая гостей к столику, поинтересовался Родик.

— Не спрашивай… Конечно, водку, — кокетливо отозвалась Серафима. — Мы все еще советские люди.

— Серафима совершенно права. Хуже водки лучше нет, — оживившись, произнес мужчина низким голосом.

— Может, пива? — поинтересовался Родик.

— Пиво без водки — деньги на ветер. Ха-ха. Можно. Давно баночного не пил, — моментально среагировал генерал.

Родик сделал необходимые распоряжения официанту и предложил гостям сесть.

— Как перестроечная служба? — дружелюбно спросил он, почувствовав, что этому человеку можно задавать любые вопросы.

— Все поломалось. Демократия… Зарплата нищенская. Даже на водку не хватает. Уволился бы, да не выслужил еще.

«Странный ответ для генерала. Похоже, это он Серафиме лапшу на уши навешал. Одинокая женщина чему хочешь поверит. Хорошо, если он вообще где-то служит. Больше похож на алкаша», — подумал Родик, а вслух предложил:

— Давайте за знакомство!

Выпили, закусили. Родик наполнил рюмки.

— Серафима мне много рассказывала о вас, Родион Иванович. Я очень уважаю ученых. Нет пророка в отечестве. Заставлять ученых заниматься спекуляцией преступно. Давайте выпьем за старые времена, когда все стояло на своем месте. Спекулянты торговали в сортирах, а ученые работали в светлых кабинетах, — проговорил мужчина.

Снова выпили. Родик замешкался, и Серафима сама разлила водку.

— Насчет спекуляции — вы уж слишком грубо. До этого мы еще не опустились, — поправил Родик.

— Не согласен. Спекуляция — это купить у государства по одной цене, а продать по большей. Раньше — уголовно наказуемое деяние. Серафима в вашем предприятии, по-моему, этим и занята. Ведь товары-то, которые вы продаете, производит пока еще в основном государство.

— У нас по большей части зарубежные товары.

— А тушеночка? А шоколад? Я был на вашем складе. Не успокаивайте себя, спекуляция…

— Ну все же давайте называть это коммерцией.

— Как угодно. Если вам так приятнее… Но если назвать кошку тигром, она все равно окажется кошкой, когда на нее нападет собака.