Пол Скотт - Жемчужина в короне

По Мандиргейтскому мосту мисс Крейн ездила из дому в школу у базара Чиллианвалла, мимо малой миссионерской школы и мимо миссионерской церкви и большой школы, через мост, мимо храма Тирупати, по узким грязным улицам с лавками без передней стены, мимо ворог самого базара, где торговали рыбой, мясом и овощами, и дальше, в совсем уже узкий проулок, темную щель между старых домов-развалюх, посередине которой по неглубокой открытой канаве бежала вода. Упирался этот проулок в тупик, и тут за высокой стеной с воротами и помещалась школа. Сразу за воротами была небольшая площадка, где дети могли поиграть. Рано утром и перед вечером несколько чахлых бананов бросали на нее жиденькую тень. Глина была красноватая, крепко спекшаяся на солнце и утрамбованная десятками босых детских ног. Даже в дождливый сезон, стоило хоть на полдня выглянуть солнцу, она уже снова становилась сухой и твердой, как бетон.

Школа у базара Чиллианвалла представляла собой двухэтажный дом с верандой, на веранду вело несколько ступенек, а над ее плоской крышей приходились защищенные ставнями окна второго этажа. Простоял он уже не меньше семидесяти лет и когда-то принадлежал мистеру Чиллианвалле, парсу, который приехал в Майапур из Бомбея в 1890-х годах и здесь разбогател на правительственных строительных подрядах. Мистер Чиллианвалла построил казармы в военном городке, церковь св. Марии, бунгало, где теперь жил окружной комиссар, и — уже в порядке благотворительности — базар в туземном городе. Увлекшись собственной щедростью, он заодно передал дом в тупике в дар церкви св. Марии, и до той поры, когда миссия возвела более внушительное школьное здание в кантонменте напротив церкви, этот дом служил ей единственной точкой опоры в неверном деле христианизации. После того как в 1906 году новая школа была наконец построена, дом в тупике несколько лет использовали как приют для престарелых, больных и умирающих; но, поскольку новая школа уже не вмещала детей евразийцев, а число учеников индийцев все сокращалось, миссия снова открыла в старом доме школу в надежде вернуть себе точку опоры, которой, в сущности, успела лишиться, а престарелым, больным и умирающим пришлось подождать еще лет тридцать до появления сестры Людмилы.

Школа у базара Чиллианвалла была теперь второй из подведомственных мисс Крейн точек в Майапурском округе. Третья находилась в Дибрапуре, около угольных копей; первой была большая школа в кантонменте напротив церкви, где мисс Крейн, сотрудничая с многими сменявшими друг друга учителями, по своей квалификации превосходившими ее, а по религиозности и вовсе оставлявшими ее далеко позади, инспектировала работу учительниц англо-индийских классов и сама преподавала математику и английский язык старшим девочкам — евразийкам и индианкам. Из этой школы большинство учеников переходило затем в Правительственную среднюю школу, основание которой в 1920 году сильно подорвало влияние миссии.

Преподавателем в школе у базара, где учились одни индийцы, был уже немолодой, худой и высокий христианин из Мадраса, мистер Ф. Нарайан (Ф. — читай Франциск, по имени Франциска Ассизского). Чтобы заполнить свой досуг, которого у него было с избытком, и повысить свой доход, явно недостаточный, мистер Нарайан поставлял то, что сам называл «Сюжетами», в «Майапурскую газету» — местное еженедельное издание на английском языке. Кроме того, он мастерски писал письма, и этими его услугами пользовались как индусы, так и мусульмане. Он свободно говорил на хинди, на урду и на местном диалекте и отлично писал и на урду, и на хинди, не говоря уже о его родном тамильском и благоприобретенном английском. В Европе, думала мисс Крейн, человек с такими способностями пошел бы далеко, правда, скорее по коммерческой, а не по педагогической линии. Она подозревала (на основании некоторых намеков Джозефа), что он продает противозачаточные средства христианским и передовым индусским семьям. Это не вызывало ее осуждения, но было забавно, потому что у самого мистера Нарайана имелась перманентно беременная жена и большой, шумливый, неугомонный выводок сыновей и дочек.

Свою жену Мэри Нарайан, темнокожую ему под стать, он привез однажды из Мадраса, когда ездил на родину в отпуск. Он говорил, что она тоже христианка, но мисс Крейн в этом сомневалась, поскольку ни разу не видела ее в церкви, зато не раз примечала, как она входит в храм Тирупати. Он говорил, что ей двадцать пять лет, но мисс Крейн и в этом сомневалась. Она бы не удивилась, узнав, что, когда Франциск Нарайан на ней женился, ей было лет тринадцать-четырнадцать.

Мистер и миссис Нарайан жили на втором этаже школы у базара. Их дети, три девочки и два мальчика (не считая грудного младенца, чей пол мисс Крейн не удосужилась уточнить), сидели в классе на передних скамейках и, кроме них, как замечала в последнее время мисс Крейн, больше никто регулярно школу не посещал. По воскресеньям мистер Нарайан и двое его старших детей — мальчик Джон Кришна и девочка Камала Магдалена — залезали в коляску, которой правил велорикша, некий обращенный в христианство Питер Пол Акбар Хуссейн, с опасностью для жизни выбирались из тупика, маневрируя вдоль канавы с водой, и, переехав Мандиргейтский мост, прибывали на утреннюю службу в миссионерскую церковь, где мистер Нарайан между прочим участвовал в сборе доброхотных даяний. Его жене, объяснил он, приходится оставаться дома, присматривать за младшими. Мисс Крейн и к этому его сообщению отнеслась скептически. Интересно было бы, подумалось ей, постоять как-нибудь воскресным утром около храма Тирупати — проверить, не отвлекает ли миссис Нарайан от посещения церкви призывный глас Венкатасвары, бога этого храма, чье изображение раз в год выносили из святилища на берег реки, чтобы он мог благословить всех, от кого получал положенные жертвоприношения.

Но воскресные утра были у мисс Крейн заняты другим. В любую погоду она ездила на велосипеде в церковь св. Марии, ездила по прямым, аккуратным, обсаженным деревьями улицам европейского города, в непогоду держа над головою зонтик. Зонтик мисс Крейн стал притчей во языцех среди прихожан. В дождливый сезон, подкатив к боковой двери церкви и прислонив велосипед к стене, она энергично несколько раз закрывала и открывала его, чтобы стряхнуть воду. Эти звуки, напоминавшие хлопанье крыльев летучей мыши, были слышны на ближайших к двери скамьях, и сидевшие там англичане улыбались, безошибочно догадываясь о прибытии мисс Крейн, как много лет назад, в другой церкви, люди улыбались, когда мистер Дай возносил молитвы.

Забавляла прихожан и склонность мисс Крейн засыпать во время проповеди, что она проделывала очень деликатно, не горбясь, расправив плечи, так что выдавали ее одни глаза, да и закрытые глаза сперва как будто свидетельствовали только о внимании к тем или иным словам пастора, которые ей словно бы требовалось обдумать. Глаза ее закрывались, потом открывались, потом опять закрывались и тут же открывались снова. На третий раз веки слипались крепко, можно сказать — захлопывались, и уже надолго, это означало, что мисс Крейн отсутствует. И лишь по тому, как она вскидывала голову, когда священник заводил свое «А теперь во имя отца и сына…» и у паствы вырывался дружный вздох облегчения, можно было заключить, что она не слышала ни слова и что веки, теперь уже снова распахнутые, до этого были скованы не размышлениями, а сном.