Марк Дюген - Дорога великанов

Я не собирался с ним разговаривать. Когда я сел в машину, он смущенно произнес:

– Передавайте от меня привет своей матушке.

– Считайте, что уже передал, – ответил я, не задумываясь. Он встал как вкопанный, а я наконец сдвинулся с места.

Никогда в жизни я не чувствовал такой усталости. Я проглотил две капсулы с кофеином и поехал на север. В голове гудело. Я чувствовал, что вот-вот взорвусь. Ноги каменели, кровь кипела. На дороге сто один я встроился в левый ряд. Нервы настолько не поддавались контролю, что у меня как будто исчезли всякие рефлексы. Я знал: если кто-нибудь попадет под колеса – затормозить не успею. Хорошо, что на спусках машина не разгонялась быстрее ста тридцати километров в час. Я представлял себе, как врежусь в зад какому-нибудь грузовику с полуприцепом, полным цыплят из Миннесоты. Гнев не проходил, словно температура у ребенка, больного менингитом, – и ничего не помогало. Я должен был разбиться вдребезги и сломать себе шею. В глазах водителей, которых я обгонял, был ужас: они тоже знали, что я разобьюсь.

Между Сакраменто и Сан-Франциско, около Вакавилля – города, в котором, благодаря исправительной колонии, заключенных больше, чем свободных граждан, – я понял, что копы меня остановят и помешают планам, которые я еще толком даже не обдумал. Через какое-то время я припарковал машину. Я чувствовал себя крайне перевозбужденным. Я вошел в кафе на заправке и выпил литр кофе. Затем провел около четверти часа в женском туалете, подставив голову под холодную воду. Одна из дамочек на меня накричала, однако пожалела об этом, когда я поднял на нее глаза. Я выпил еще литр кофе, а затем подумал – не угнать ли мне кабриолет? Чтобы мозги проветрить. Моя маниакальность меня пугала. Я мечтал мчаться со скоростью света, обгоняя ветер, чтобы не уснуть.

Около часа я провел в пригороде Вакавилля в поисках подходящей машины. У тротуара кто-то оставил «Мустанг» [98] «Форд Мустанг» ( Ford Mustang ) – культовый американский автомобиль производства компании «Форд». Выпускается с 1964 года. – кабриолет 1967 года с крытым верхом. Завел я его за две минуты. Я вернулся к своей машине забрать вещи – точнее, девятимиллиметровый револьвер и веревку. Проверяя, ничего ли я не забыл, я нашел в салоне пачку контрацептивов. На всякий случай я взял ее с собой. Мне страшно повезло, поскольку водитель оставил в бардачке все необходимые документы. Однако я решил ехать медленно и не привлекать к себе внимания.

Сев за руль, я понял, что ехать придется с открытым верхом: иначе голова продавит крышу и автомобиль превратится в одногорбого верблюда. Видимо, изначально не предполагалось, что парень моего роста будет водить такую машинку. Верх я сложил в два счета, однако на этом мои проблемы не закончились. Верх ветрового стекла находился прямо на уровне моих глаз. Сесть ниже я не мог, поэтому пришлось вытянуть шею, чтобы видеть поверх ветрового стекла. Мелкие заботы меня развлекали.

Я поехал по дороге сто один. Пошел дождь, и его капли смешались с моими слезами. Я думал об отце. Всё бы отдал, чтобы его найти. Почему он не связывался со мной? В детстве я был его любимчиком. Он называл меня «малыш», и я ходил в его огромных ботинках, топая по полу. Господи, как я плакал, как я мечтал начать всё с самого начала, с нуля, с чистого листа, стереть прошлое. Он не должен был бросать меня. Я не заслуживал этого. Я знал, что сказал бы, если бы отец позволил мне объясниться. Нет, я не сумасшедший. Нет, у меня нет психоза. У меня просто не оказалось выбора: я совершил ужасные поступки именно из страха безумия. Я всегда удерживал себя на грани безумия и нормальности, я достаточно силен. Не просите у меня невозможного, ребята: не просите парня, который вот-вот сойдет с ума, не защищаться от безумия.

Дождь усиливался. Тяжелые капли падали на мои очки, я видел всё сквозь завесу, словно в болоте, покрытом кувшинками. Я не собирался умирать прямо там, поэтому перестроился в правый ряд и слегка сбавил скорость, хоть и не остановился. Если бы я умер, никто ничего не понял бы в этой истории – и тогда моя жизнь ничего не стоила бы. Я не мог смириться с подобным положением дел. И, однако, мне хотелось пустить себе пулю в лоб, положить конец этой ничтожной жалкой жизни и страданиям. Где мое счастье? Кто знает? Поскольку счастье мне не светило, я изобретал разные ходы и выходы. Странные, согласен, но каждый делает то, что в его силах. Черт! Вовремя остановился. Вовремя – даже если слишком поздно. Слишком поздно не для всех. Никто меня не остановил. Кто меня остановил, а? Никто. Я остановился сам, потому что это позволил мой интеллект. Не зря же у меня IQ выше, чем у Эйнштейна. Часть мозга, отвечающую за эмоции, уничтожили. Это точно. Но я пока еще способен самостоятельно мыслить.

Дождь усиливался. Я перестал протирать очки. Я ориентировался на фары грузовиков впереди меня. Люди из других машин смотрели на меня с изумлением. Я играл в супергероя, которому непогода нипочем. Моя рубашка слилась с моей кожей. Уснуть мне уже не грозило – остальное не важно. В конце концов я остановился, чтобы выпить еще кофе.

Я попросил крепкого кофе. С меня стекала вода, официантка наблюдала за мной молча. Она предложила мне салфетку за четверть доллара: своих у нее не осталось. С моих долларов тоже стекала вода. Я обессилел. После того как я высушил волосы, официантка сказала, что узнаёт меня: она обслуживала меня сутки назад. Видимо, я тоже должен был узнать девушку, но, хоть я уже и захаживал в заведение, лиц не помнил.

Я выпил кофе и отправился восвояси. Дождь кончился. Я сел в «Мустанг» и разрыдался. Я звал отца. Я хотел, чтобы он забрал меня, отвез домой; я давился слезами. Вдруг слезы кончились, подобно дождю. Я поехал дальше; денег оставалось ровно на то, чтобы завершить путешествие. Разумеется, при помощи револьвера я мог обеспечить себя чем угодно, но я же не мелкий бандит!

Проезжая Юрику [99] Юрика (Eureka) – город в штате Калифорния, в 430 километрах к северу от Сан-Франциско и в 160 километрах к югу от границы штата Орегон. , я снова захотел пустить себе пулю в лоб и достойно прервать недостойную жизнь. Я никогда не чувствовал себя ее хозяином, это правда, – зато отлично помню, сколько потратил сил, чтобы изгнать дурные мысли. А ведь достаточно было всего одного поступка – и они отступили бы. Одного-единственного поступка. Я совершил его. Слишком поздно. Мой интеллект преподал мне урок. Мозг Эйнштейна непригоден для простых уравнений. Меня преследуют сожаления. Я не жалею о том, что сделал. В этом моя мать оказалась права: я не сочувствую другим людям. Поэтому мое зло для меня лишь теоретическое зло. Меня не волновала боль, которую я причинял. А в грехах, которые не волнуют, нельзя раскаяться, о них можно сожалеть, но не рыдать до конца дней. И, разумеется, можно себя простить – но лишь перед смертью.