Роже Вайян - Избранное

— «Мадам»?.. — удивилась Натали. — Такая девчурка и уже замужем?

Нобле замялся. Очевидно, ему не хотелось отвечать Натали. Но, поразмыслив, он решил, что вежливое обращение с носительницей фамилии Эмполи входит в его обязанности.

— Да, — сказал он, — мадам Амабль была замужем. Но она развелась или разводится сейчас с мужем. По правде сказать, она выгнала его.

— Люблю энергичных женщин! — заметила Натали.

— Досадная история, — продолжал Нобле. — Муж ее оказывал нам небольшие услуги…

— Нам? — переспросил Филипп. — Кому это «нам»?

— Ну дирекции. Он сообщал некоторые сведения относительно личной жизни руководителей профсоюза. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Нет, — отвечал Филипп.

— Ничего, постепенно вы научитесь разбираться в этой кухне. Муж Пьеретты Амабль был нам очень полезен в момент раскола профсоюзов.

— Не понимаю.

— Скоро поймете. Дирекция фабрики должна знать нужды каждого. Какие у кого заблуждения, неприятности. Ваш дедушка часто говорил мне: «Удивительное дело, Нобле, до чего дешево обходится покупка человеческой совести!» И вы сами убедитесь, насколько он прав…

— Потрясающе! — воскликнула Натали.

Нобле бросил на нее недоверчивый взгляд, но желание похвастаться своей профессиональной опытностью взяло верх, и он продолжал:

— Наши осведомители… (мы их так называем) помогают нам также выявить несговорчивых… А таких немало.

— Что же вы делаете с несговорчивыми? — спросил Филипп.

— По нынешним законам мы не можем, как прежде, уволить их без дальних разговоров. Ну так мы стараемся их изолировать… И тут возникают всякие проблемы…

Нобле снова бросил на Натали косой, недоверчивый взгляд. Она вызывающе смотрела на него своими узкими глазами.

— Продолжайте, продолжайте, — сказал Филипп.

— Ваш дедушка был бы очень счастлив видеть, что вы начинаете проявлять интерес к делам фабрики, — заметил Нобле.

Филипп открыл рот, хотел возразить, но удержался.

— Ну рассказывайте, рассказывайте, это очень увлекательно, — воскликнул он.

— Всякие проблемы, — продолжал Нобле. — И эта самая Пьеретта Амабль, по вашему мнению такая очаровательная…

— Конечно, очаровательная, — вставила Натали.

— Дорого она нам стоит. Ведь она что устроила! Добилась, что в ее цехе каждая работница работает только на одном станке, а по нашим правилам работница должна работать на двух-трех станках. И вот встал вопрос: не перевести ли эту самую мадам Амабль в Сотенный цех? Я вам его показывал, мсье Филипп. В Сотенном цехе нерушимо держатся обычаи и дисциплина еще тех времен, когда хозяином фабрики был ваш дед… Помните, вас поразило, какая там тишина? Никто голосу не подаст. Станки смазаны отлично и только чуть-чуть пощелкивают. Помните, вы мне еще тогда сказали: «Прямо как в церкви». И вот мы, знаете ли, поостереглись переводить туда Пьеретту Амабль. Хорошо, если она покорится тамошним порядкам, а что как она перемутит всех своих товарок по работе? Я высказался за осторожность. Лучше с огнем не шутить. Так что мадам Амабль осталась в своем цехе.

— She is tough [12] Она упрямая (англ.). , — сказала Натали. — Крепкая. Она мне нравится.

— Когда Пьеретта Амабль узнала, что ее муж время от времени приходит потолковать со мной, она захлопнула дверь перед его носом, заперлась и выбросила его пожитки в окно. Она всполошила всех красных в Клюзо, и бедняге пришлось уехать подальше отсюда.

— Интересно бы с ней познакомиться, — сказал Филипп.

Нобле, очевидно прекрасно знавший повадки хозяев в отношении красивых работниц, внимательно поглядел на молодого директора, но из благоразумия промолчал.

— Что ж, — проговорил он наконец, — надо знать своих врагов. Ваш дедушка на днях говорил мне, что, по его мнению, у нас во всем департаменте нет такого опасного врага, как эта молодая женщина.

Филипп наклонился к Нобле.

— «У нас»? — резко сказал он. — Почему дед всегда говорит «у нас»? Ведь его давно отставили от дел. Чего ж он суется?

— Ваш дедушка принимает близко к сердцу все, что касается фабрики.

— АПТО украло у нас фабрику, — сказал Филипп. — Деду следовало бы дружить со всеми недругами АПТО.

— Браво! — воскликнула Натали. — Не стесняйся, излей свою наболевшую душу господину галерному надсмотрщику.

Нобле немного отодвинул свой стул, желая показать, что он разговаривает только с одним Филиппом.

— Господин Летурно, — сказал он, — вы еще очень молоды и не знаете важных событий в истории фабрики. В тысяча девятьсот двадцать четвертом году у нас была долгая и ужасная забастовка. Она весь город довела до нищеты. Ваш дедушка был оскорблен поведением своих рабочих, и, как только забастовка кончилась, он тут же уступил фабрику АПТО, а сам отошел от дел.

— Вот здорово! — сказала Натали. — Врет и сам себе верит, совсем как твоя мать, Филипп.

— Бросьте, Нобле, — сердито оборвал его Филипп. — Вы прекрасно знаете, что после забастовки двадцать четвертого года дед не мог заплатить в срок по векселям, АПТО этим воспользовалось и задушило его.

— При участии мамаши Филиппа, — спокойно добавила Бернарда.

— Которая потом вышла за моего отца, — продолжала Натали. — Так что теперь АПТО — это я!

— Хвастунья! — проворчала Бернарда.

— Ну конечно, АПТО — это я. Хотите, приведу доказательство? А почему же, скажите, пожалуйста, я всегда за всех плачу?

Бернарда наклонилась к Нобле и, показывая пальцем на Натали, прошипела:

— Сразу сказалась еврейка.

Нобле отодвинул свой стул.

— Я не желаю ничего знать о личных делах моих хозяев.

— Нобле, — сказала Натали, — АПТО истомилось жаждой. Закажите нам что-нибудь, только поживей.

Натали с интересом следила за стариком Нобле. Оказывается, его рачьи глаза могли принимать выражение ненависти. Она ждала взрыва. Но привычка взяла верх, и Нобле подчинился представительнице АПТО. Он поманил старушку буфетчицу.

— Ну как, тетушка Тенэ? — сказал он. — В буфете хозяйничаете?

— Помогаю, чем могу. Ведь праздник-то устроила наша партия, — ответила буфетчица.

Нобле повернулся к Филиппу.

— Вот, полюбуйтесь на нее! — сказал он. — Тридцать лет проработала на фабрике и на старости лет не нашла ничего лучшего, как сделаться коммунисткой!

— Значит, она оказалась понятливее вас, — заметил Летурно.

— Пожалуйста, не говорите так! — взмолился Нобле. — Только не здесь!

— А вы разве не знаете, что Филипп — коммунист? — спросила Натали и, обратившись к буфетчице, добавила: — Да, да, ваш директор по кадрам коммунист. Разумеется, не из опасных. Коммунист в той мере, в какой он вообще может быть кем-нибудь. Коммунист на словах. Не очень-то на него рассчитывайте.

Старуха буфетчица стояла не шевелясь, с бесстрастным выражением лица.