Роже Вайян - 325 000 франков

Я предпочитаю, чтоб ты больше не приходил ко мне. Я знаю, что тебе будет тяжело, но сейчас это пройдет менее болезненно, чем позже.

В снэк-бар поезжай с другой или вообще не берись за таков дело, и это избавит тебя от многих неприятностей.

Я все обдумала и поняла, что я тебя не люблю. Лучше сказать это совершенно откровенно. Я думала об этом еще до разговора с Шатляром и пришла к тому же выводу, но не решалась тебе признаться. Я хорошо к тебе отношусь, но я тебя не люблю. Это правда.

Кстати, я тебе никогда и не говорила, что люблю тебя. Хотя ты много раз просил меня об этом. А что касается нашей женитьбы, то ты так настаивал и столько всего сделал, что я в конце концов дала согласие. Но теперь все кончено. Так будет лучше для нас обоих.

Знаю, что ты станешь меня осуждать. Но что же делать? Лучше это, чем испортить тебе жизнь.

Я буду по-прежнему хорошо к тебе относиться, но сейчас нам разумнее не встречаться больше.

Бюзар сунул письмо в карман.

— Милые уже побранились? — спросила его сестра Элен.

— Мари-Жанна тебе что-нибудь сказала?

— Чего захотел! Разве у нее узнаешь, что она думает. А вот у тебя такой вид, будто ты проиграл этап с раздельным стартом.

Подтрунивая над братом, Элен любила пускать в ход спортивную терминологию, безбожно перевирая ее.

— Мари-Жанна просто переутомилась, — ответил Бюзар. — Вот и все. Я немного проветрюсь и сразу же отправлюсь на фабрику. А ты оставь мне чего-нибудь пожевать к четырем часам утра, когда я вернусь.

Он снова сел на велосипед и поехал в горы, ко мне. После гонок я виделся с ним два раза. В понедельник в больнице, тогда у нас с ним завязались дружеские отношения. И вчера в бистро у Серебряной Ноги он мне подробно рассказал о своем плане, обо всех затруднениях и о том, как ему удалось их преодолеть.

Бюзар приехал к нам весь взмыленный в одиннадцатом часу вечера. Он молча протянул мне письмо Мари-Жанны. Я прочитал его и передал Корделии.

— Не огорчайся. Сделай вид, что ничего не произошло, — посоветовал я Бюзару. — Завтра она тебе скажет нечто противоположное.

— Вы ее не знаете!

— Никогда не следует принимать за чистую монету слова любимой женщины.

— Не слушайте его, — вмешалась Корделия. — Во-первых, он пошляк. Кроме того, он говорит вовсе не то, что думает.

— Если ты в самом деле дорожишь этой девушкой, поступай, как я тебе советую, — настаивал я. — Не отвечай на ее письмо. Не ходи к ней. И не пройдет недели, как она сама прибежит за тобой.

— Не верьте ему, — прервала Корделия. — Он скоро начнет хвастаться, что знает средство, как заставить женщину раболепствовать перед мужчиной. Но все это вранье. Он сам в это не верит. Он просто-напросто пошляк.

Мы с Корделией довольно долго так препирались, а Бюзар молча смотрел на нас.

— Мне скоро пора на фабрику, — не выдержал он. — Если вообще стоит еще добывать эти триста двадцать пять тысяч франков…

— Он ждет, что мы придумаем, как помирить его с Мари-Жанной, — сказала Корделия.

Пытаясь понять, чем Бюзар так разозлил Мари-Жанну, Корделия попросила его подробно рассказать о разговоре с Шатляром.

Бюзар передал свой спор со стариком.

— Ерунда, — решила Корделия.

Лично меня раздражало, что он обманул старого профделегата, человека светлого ума и большой душевной твердости, в чем я много раз убеждался.

— Ты не мужчина, — упрекнул я Бюзара. — Какая-то негодная девчонка водит тебя за нос.

Корделия возмутилась. И мы с ней снова сцепились.

— Я обещал брессанцу сменить его в двенадцать часов, — проговорил Бюзар.

— Послушай, — обратилась к нему Корделия. — Отправляйся на фабрику, как будто ничего не произошло…

— Именно это я и посоветовал.

— …Поскольку ты связан словом с товарищем, и он тебя ждет. Раз ты затеял все это дело, ты не можешь отступить из-за какого-то письма, написанного под горячую руку. А завтра я повидаю Мари-Жанну и Шатляра. Мы все это утрясем. Не волнуйся…

— Вы думаете, что она действительно меня не любит? — спросил Бюзар.

— Я думаю, что она просто обиделась.

— Но она на самом деле никогда не говорила, что любит меня. Это правда, — настаивал Бюзар.

— Она просто стыдится это сказать.

— Вы правы, — согласился Бюзар.

После его ухода я заметил Корделии:

— Ты сама себе противоречишь. Совсем недавно ты утверждала, что Мари-Жанна по своему складу не может любить.

— Во-первых, я этого не говорила. И вообще сейчас речь не об этом…

— Вся эта история нелепа. Мари-Жанна — сухарь; разве можно любить женщину, которая вот так поджимает губы? А Бюзар — растяпа. Полтора года бегает за ней и ничего не добился. Он мне нравился, пока мечтал выиграть «Тур де Франс». А сейчас, когда он идет на всякие низости, чтобы стать лавочником, он внушает мне отвращение!

— А ты встань на их точку зрения.

— На месте Бюзара я бы предпочел этой мещаночке Мари-Жанне толстуху Жюльетту.

— Не беспокойся, в этом никто не сомневается.

На следующее утро Корделия, выполняя обещание, данное Бюзару, отправилась к своей подружке. Занятая мыслями, как лучше начать разговор, она вошла не постучавшись.

Мари-Жанна с горящими щеками стояла в углу комнаты за своим рабочим столом, положив руки на высокую спинку.

У стола, спиной к дверям, сидел какой-то мужчина. Корделии видна была только его голова: круглая лысина, окаймленная короткими светлыми завитками, и жирный затылок в складках над пиджаком из твида.

Мужчина поспешно захлопнул лежащую перед ним записную книжку и принялся засовывать ее в наружный карман пиджака. Он с трудом протолкнул ее туда. Пухлая книжка была набита истрепанными бумажками; кожаная обложка рыжего цвета потрескалась, сморщилась и вытерлась на углах. Мужчина встал. На нем были брюки-гольф и охотничьи башмаки. «Подрядчик», — решила про себя Корделия.

Не поздоровавшись он прошел мимо нее, опустив глаза и втянув голову в плечи. Судя по его затылку и одежде, Корделия никак не ожидала, что у него будет такой нерешительный вид. Обычно подрядчики твердо шагают по земле. Он пробурчал что-то невнятное и вышел.

Проходя мимо окна, он сделал замысловатый жест рукой и крикнул:

— Не прощаюсь!

Мари-Жанна поспешно захлопнула окно. Мужчина удалялся тяжелыми шагами. Его походка становилась все увереннее.

— Что это за явление? Кто это? — спросила Корделия.

— Мерзкий тип, — ответила Мари-Жанна.

Глаза у нее блестели.

— Я ему выложила все, что о нем думаю, но он все равно еще придет…

Она была очень возбуждена. И все твердила:

— Они всегда возвращаются.

Не в первый раз уже Мари-Жанна жаловалась Корделии на преследования определенной категории мужчин.

— Старые и женатые, — сказала она как-то.