Ирэн Роздобудько - Двенадцать. Увядшие цветы выбрасывают (сборник)

– Увидим! – весело сказала Стефка.

Старая актриса удовлетворенно качнулась в кресле.

Стефка шла от нее с легким сердцем. Она уже знала наверняка, что перед ней – та актриса из «Энциклопедии». Эдит Береш, от которой не осталось ни одной фотографии…

Хозяйка рябых кур сказала так: если придешь рано, открывай калитку сама (она показала, в какую щель забора нужно просунуть руку, чтобы откинуть щеколду) и смело заходи в курятник. Она ложилась поздно, лишь пересмотрев все сериалы, идущие по телевизору, – поэтому ценила каждую минуту утреннего сна. Стефке так было даже удобнее. По крайней мере, можно было обойтись без лишних разговоров. Она приезжала к дому уже три раза, брала яйцо, оставляла деньги на подоконнике и продолжала радовать Альфреда Викторовича.

Этим утром у нее была довольно объемистая сумка. В ней – электрический чайник и кофеварка, симпатичная чашечка, несколько пачек кофе «Амбассадор», трубка (изящная, женская – в красивой резной шкатулке), вишневый табак и теплый плед, которым девушка решила покрыть сиденье кресла-качалки. Плед, чайник и кофеварку она взяла из дому, за остальным пришлось помотаться по магазинам. Стефка предвкушала, как вручит все это старой актрисе. Оставалось взять яйцо для оперного баса.

Она просунула руку в щелку забора, нащупала крючок и, откинув его, вошла во двор… Он был седым от легкой снежной крупы, которая клубилась в воздухе. Деревья еще упрямо сохраняли свой пестрый наряд, но уже стояли понурые и не такие праздничные, как несколько дней назад. Стефка отодвинула от дверей сарайчика кирпич и вошла внутрь. Почувствовав сквозняк, куры недовольно и сердито заквохтали. «Сейчас, сейчас, не сердитесь…» – прошептала Стефка, нащупывая в ворохе соломы яйцо. Брюшко курицы было теплым.

Стефка, пригнув голову, вылезла из курятника и начала стряхивать с волос перья. Она не сразу заметила, что рядом с ней кто-то стоит. Мужчина лет тридцати с удивлением следил за ее манипуляциями. А потом уверенным движением снял с ее куртки маленькое белое перышко.

– Крадете? – весело спросил он. – Что-то не похоже… И добыча маловата.

Стефка презрительно оглядела его кожаную куртку со множеством металлических заклепок – тоже мне, перезрелый рокер! – и пожала плечами:

– Мне хватит.

– Это как-то нехорошо, – продолжал незнакомец. – Вы едите, как Дюймовочка. Пойдемте в дом, я вас покормлю.

В его глазах светилась улыбка.

– Ой, извините, – догадалась Стефка, – вы, наверное, тот, кого бабушка Анна ждала!

– Это моя мама, – поправил он. – Было много дел в городе. Вот и не приезжал. А она всегда волнуется. Ну, что – пойдемте завтракать?

– Нет, спасибо, мне – на работу.

– А-а… Значит, вы тут по делу, – сказал он, кивая на Стефкину «добычу». – Наверное, собираетесь ворожить?

– Нет. Это для моего друга. Понимаете, есть такие люди, которым необходимо выпивать утром одно свежее яйцо…

– Фу, какая гадость! – скривился собеседник. – Мама в детстве тоже заставляла меня это делать. Правда, взбивала желток с сахаром – гоголь-моголь называется. Ужас! Я и сейчас ненавижу эту пакость. А ваш друг случайно не извращенец?

– Нет. Это просто старенький дедушка, бывший оперный певец. Понятно?

– Теперь понятно. Я даже догадался, где вы работаете, – в той богадельне, что в двух остановках отсюда. Да?

– Это не богадельня. Это санаторий для одиноких актеров, – гордо сказала Стефка, – там есть очень интересные люди. По крайней мере, интереснее нас с вами.

– А почему вы так сразу решили, что я – неинтересный?

– Вижу…

– Обидно…

– Что же… Мне пора, – Стефка подхватила тяжелую сумку. – До свидания!

Он растерянно посмотрел вслед, а потом решительно догнал ее:

– Послушайте, сейчас все равно слишком рано – не хочу будить мать. Я вас провожу. Давайте сумку!

– Воля ваша! – Стефка отдала сумку и ускорила шаг.

Они вышли на трассу. Сосны раскачивались и переговаривались между собой скрипучими голосами.

– Скоро зима… – сказал он, чтобы прервать паузу.

– Да. А после зимы наступит весна. Потом – лето. Чудесная погода…

– Ладно, – сказал он. – Я вас понимаю. Не хотите со мной говорить – я не настаиваю. Будем идти молча. Два неинтересных человека – неинтересным утром в неинтересном лесу.

– Хорошее начало для какой-нибудь новой сказки об Алисе – «Приключения Алисы в неинтересном лесу».

– Значит, ваше имя – Алиса?

– Этого еще не хватало! – Она приостановилась, строго посмотрела на него и решила представиться: – Стефания. А вы?

– Эдуард.

– О господи, – поморщилась она, – какое ужасное имя!

– Согласен, – с наигранной печалью подтвердил он. – Но оно было в моде, когда я родился. Родительская ошибка. Они меня не спрашивали…

– Но есть выход! – улыбнулась Стефка. – Пусть вас называют сокращенно – Эд. В этом слышится что-то более жесткое. Очень гармонирует с вашей курткой.

– Пусть будет так. Называйте меня Эдом, если вам угодно.

– Ну, лично я вижу вас в первый и последний раз. Поэтому для меня ваше имя не имеет никакого значения.

– Не зарекайтесь, – сказал он. – А может быть, я все брошу и начну поставлять яйца в вашу богадельню, чтобы все могли, таким образом, радоваться жизни. А вы будете взбивать особенно капризным гоголь-моголь!

Они вместе рассмеялись.

– А у вас что, напряженка с работой? – спросила Стефка.

– А у вас что – лучше? Судя по всему, вам приходится не сладко.

– У меня все в порядке. Я летом буду поступать в театральный. Поэтому и работаю тут.

– Странная логика… Думаете получить протекцию?

Стефка рассердилась. Откровенно говоря, она уже давно на это не рассчитывала. И не задумывалась о том, что заставляет ее ездить в такую даль.

– Нет. Просто… мне их… жалко…

Она произнесла это вслух впервые и сама удивилась. Именно так – жалко. Как только она проговорила это вслух, все стало на свои места. И ее утренние пробуждения, и противная дорога до метро, а потом – автобусом, и горшки, и абсурдные мероприятия в актовом зале с жалкой старческой самодеятельностью или рожденными давно окаменевшими мозгами Заведующего культмассовым сектором сценариями «капустников»…

Как просто! Стефка и сама удивилась, как легко сформулировалось ее не понятное для подруги знакомых занятие. Даже слезы навернулись…

– Какая вы странная… – спутник заметил слезы. – Сейчас никому никого не жалко. К этому чувству приходишь через потери…

– А вы – пришли?..

На этот раз надолго замолчал он. Где-то в глубине леса застучал дятел и, несмотря на морозный воздух, в ветвях расщебетались птицы.

– Одно из двух: либо мы будем говорить, как случайные попутчики в ночном поезде, – сказал он, – либо… оставим все на потом. Когда встретимся в более приемлемой обстановке. Если вы, конечно, не против.