Дэвид Стори - Такова спортивная жизнь

— Чья это идея?

— Старика — ну, ты знаешь, моего тестя. Он даже готов войти с нами в долю. Он считает, что мне следует начать сейчас, чтобы дело было уже на ходу задолго до того, как придется бросить регби.

— И о каком же деле ты думаешь?

— Производство транспортеров-конвейеров и прочего, а со временем, может быть, даже и угольных комбайнов.

Я засмеялся, а он добавил:

— У Паркса в этой области большой опыт. Он говорит, что это гораздо легче, чем кажется на первый взгляд. И сам всегда мечтал заняться чем-нибудь таким.

— Может, он и прав, да только для начала нужен капитал.

— Как раз для начала он и не нужен, Артур. На первое время нам нужно только, помещение достаточных размеров, какой-нибудь транспорт и двое-трое рабочих. Сперва это будет только сборка — по заказу.

— Но ведь какие-то деньги все-таки понадобятся.

— Ну, какие-то деньги у меня есть и у тебя тоже. И у Паркса тоже кое-что имеется. — Он многозначительно посмотрел на меня, но в его темных глазах я не мог прочесть, к чему он клонит.

— А остальные тридцать-сорок тысяч откуда возьмутся?

— Да брось ты, Арт. У тебя ведь немножко отложено. И я не на мели. А что у Паркса есть порядочный капиталец, так это наверняка. Пока мы еще играем, мы как раз можем начать что-нибудь такое. Ведь верно? Вначале мы могли бы жить на то, что получаем за регби. Нам не нужно будет беспокоиться о заработке. Это уже большое преимущество. А иначе — либо пивная, либо полное забвение. Вспомни, как Фрэнк цепляется за клуб. Он боится бросить регби — он же привык к деньгам и, перестав играть, не сумеет сводить концы с концами.

— Если бы ты предложил открыть спортивный магазин, я бы скорее с тобой согласился.

— Это ничего не даст. То есть магазин. Страна и так кишмя кишит лавочниками. Нам нужно что-нибудь солидное, чтобы сразу либо прогореть, либо выйти в люди.

— Ну, предположим, я соглашусь. Но ты все еще не объяснил, откуда возьмутся деньги. Наших хватит только на конторский стол.

— Пошевели-ка мозгами, Арт! — Он поглядел на меня с притворным разочарованием.

Длинная тень от развалин замка пересекла холм, на котором мы стояли. Вокруг нас метались ласточки, а внизу двое ребят бросали камешки в темно-зеленую воду небольшого рва.

— Ты, конечно, думаешь про Слоумера, — сказал я.

— Он же набит деньгами.

Взгляд у него стал еще более доверительным, ноги переминались в пыли.

— Ну чего ты? Он даст нам ссуду. Это твердо. Он ведь уже давал деньги самым разным людям.

— Я больше не желаю торговать собой, Морис. Пятьсот фунтов я получил. С меня хватит. Он ведь захочет забрать тебя целиком. Разве ты не знаешь, что такое Слоумер? Ну-ка, спроси Эда Филипса. Слоумер потребует себе все.

— Он захочет получить проценты. Вот что он такое. Ему нужно выгодно поместить капитал, а для этого мы как раз подходим. Вот тут Слоумер молодец. Ему все равно, кто ты такой, лишь бы ты действовал на его лад. А это значит — получал прибыль.

— Он же калека. Он не похож на других людей. Видел бы ты, как он ведет себя, как обращается с людьми, как разговаривает с ними.

— Нам нужны его деньги, а не его фотография… Да ладно тебе, Артур! Ты точно можешь на него повлиять. Он ведь большой человек. Единственный твой крупный козырь. Я знаю. И с этим козырем мы наверняка выиграем.

Я не стал с ним спорить. Мы пошли обратно, все еще обнявшись, и говорили про субботний матч, про то, как играл Меллор.

До конца вечера он был очень тихим, и Джудит подозрительно спросила меня:

— Что, собственно, Тарзан, вы ему про меня наговорили?

За прошедший год Джонсон совсем состарился. Каждый раз, когда он проходил под моим окном, на которое иногда поглядывал, я думал о том, как быстро его внешность догнала и перегнала его воздаст. Сивая прядка уже не торчала из-под его кепки слева от козырька, а когда он снимал этот изношенный блин, топорщилась только жалкая бахромка волос. На некоторое время он затормозил одряхление, обзаведясь шикарными вставными челюстями, — когда они улыбались, то молодили его лет на пять, не меньше.

Он по-прежнему приходил на все городские матчи, и у него было на трибуне свое место. Когда я рассказал ему про план Мориса, он заметил:

— Это самое лучшее, что можно сделать с деньгами. А помнишь время, когда у тебя их не было? И мы ездили в Примстоун на автобусе, а в Хайфилд на десятом номере? Что же, Артур, мы таки добились своего. Просто слов нет, до чего мне приятно видеть тебя на поле в Примстоуне и вспоминать, как мы начинали. Помнишь тот вечер, когда ты подписал контракт? И как ты меня разыграл? Сколько раз я смеялся, когда вспоминал! Уж наверное, ты давненько не ездил в Примстоун на автобусе.

— Мы тогда часто бывали вместе, папаша.

— Ты и эта миссис Хэммонд, Артур, — сказал он и криво усмехнулся. — Старая кляча, верно? Я ее просто видеть не мог.

— Морис приглашает меня в компаньоны… в этом его деле, — сказал я ему.

Он раздвинул тонкие губы над розово-белой пластмассой.

— Ты весь в этом, Артур. Широко шагал всю дорогу, так чего же тебе сейчас останавливаться?

— Но ведь надо где-то раздобыть деньги.

— Деньги? — повторил он, словно не понимая, какое они имеют отношение ко всему этому.

— Морис считает, что я должен обратиться к Слоумеру. Он думает, что я могу договориться с ним о ссуде.

В уголке его рта возник небольшой пузырек и лопнул.

— Ты думаешь, он это зря? — спросил я.

— Меня ты лучше не спрашивай… Но ведь ты знаешь, как я отношусь к таким людям, — он старался догадаться, чего я от него жду и почему я его об этом спросил. — Если ты хоть за чем-нибудь обратишься к Слоумеру, то сделаешь большую ошибку, — заявил он наконец.

— Я рад, что ты так говоришь, — сказал я ему. — Именно это я и ответил Морису. Вся эта затея гроша ломаного не стоит.

За две недели до начала сезона я отправился отдыхать вместе с Морисом, Джудит и их девочкой, с Фрэнком, Элси и их Кеном. Мы все поохали в Скарборо: Фрэнк и его семья — и моем автомобиле, а Морис — в своем. Мы домчались туда через Йорк и Молтон за пару часов и остановились в отеле, где Джордж Уэйд заказал нам номера. В воскресенье он приехал с женой — посмотреть, как мы устроились, и отработать комбинации, которые мы подготовили на тренировках.

Скарборо мне понравился. Мы сидели в шезлонгах на пляже в Южной бухте и смотрели, как Ширли впервые пытается делать пирожки из песка, а Кенни плещется возле берега. Город пропах работой. Но он был полон моря. Его окутывал запах моря и запах работы. Округленные туманные очертания утесов, больших, дружелюбных, уютных, маленький порт, свернувшийся калачиком вокруг покачивающихся рядов рыбачьих баркасов, серебряная рыбья чешуя, инкрустирующая причалы, черные камни в водорослях и песок — да, это был древний и успокоительный запах. Я откинулся, впивая его всем телом, ощущая его внутри себя. Я чувствовал, что бухта вошла в меня — и скалы и песок. Она была древней, в ней жил суровый народ, и они смягчали друг друга. Века придали Скарборо нежность.