Гильермо Инфанте - Три грустных тигра

ЗАМЕЧАНИЯ

Мистер Кэмпбелл, профессиональный писатель, написал из рук вон плохой рассказ, как всегда, впрочем.

Вид Гаваны с корабля ослеплял. Море было спокойное, голубое, почти небесного оттенка подчас, прорезанное широким лиловым швом — Гольфстримом, как кто-то объяснил. Маленькие пенистые волны напоминали чаек в опрокинутом небе. Город, белый, головокружительный, возник внезапно. По небу неслись грязные тучи, но солнце сияло, и Гавана казалась не городом, а миражом города, призраком. Потом она раздвинулась вширь, и стремительно замелькали цвета, тут же сливавшиеся с солнечной белизной. Перед нами были панорама, волшебный фонарь, кинематограф жизни: это польстит мистеру Кэмпбеллу, любителю кино. Мы плыли меж зеркальных зданий, в слепящих бликах, мимо ярко-зеленых или жухло-зеленых парков к другому, более старинному, более темному, более прекрасному городу. Медленно, непреклонно навалилась пристань.

Да, кубинская музыка примитивна, зато в ней есть веселое очарование, неизменно резкий сюрприз в запасе и нечто неопределенное, поэтичное, что взлетает ввысь, до неба, под звуки маракасов и гитары, барабаны же привязывают ее к земле, а клавес — две музыкальные палочки — словно этот ровный горизонт.

К чему так драматизировать неудобства, связанные с больной ногой? Возможно, мистер Кэмпбелл хочет создать впечатление, будто у него боевое ранение. В действительности он страдает ревматизмом.

Трость была самая обычная. Темного дерева, вполне симпатичная, но без всяких там странных рисунков и гермафродитовой головы на набалдашнике. Таких грубо вырезанных, по-своему привлекательных и живописных тростей полно: назвать ее необычайной — нонсенс. Думаю, у многих кубинцев есть подобные. Я не говорила, что трость возбуждающая: это грязный фрейдистский намек. И вообще, в жизни не купила бы такой пошлой штуки, как трость.

Стоила она, кстати, совсем недорого. Кубинский песо равен доллару.

Многое в Гаване показалось мне очаровательным, но я никогда не стыдилась собственных чувств и могу назвать, что именно. Мне понравился старый город. Мне понравился характер местных жителей. Мне очень-очень понравилась кубинская музыка. Мне понравилось в «Тропикане»: да, это аттракцион для туристов, что чувствуется во всем, но там красиво, зелено, феерично: «Тропикана» — сам остров в миниатюре. Еда была так себе, выпивка — как везде, но музыка и красота танцовщиц и необузданная фантазия хореографа — незабываемы.

Мистер Кэмпбелл по причинам, ведомым ему одному, тщится сделать из меня прототип обычной женщины: то есть дефективного существа с интеллектульным уровнем дебила и тактичностью кредитора у постели умирающего. Я не говорила ничего похожего на: «Honey this is the Tropic» или: «They are souvenirs». Это он начитался комиксов о Блонди — или пересмотрел все фильмы с Люсилль Болл.

В рассказе много раз встречается слово «туземец», но не нужно винить мистера Кэмпбелла: думаю, это неизбежно. Когда мистер (который так чопорен, что наверняка взбесится, увидав, как я сократила его сиятельство) Кэмпбелл узнал, что администрация отеля «из наших», по его выражению, он улыбнулся улыбочкой знатока, ведь для него жители тропиков — поголовно ленивые и неуклюжие. И чего различать, как их там зовут. К примеру, шофер вполне четко и разборчиво сказал, что его зовут Ррррамон Гарсия.

Мне вовсе не казалось забавным, что М-р. Кэмпбелл повсюду разгуливает с тростью. Выходя из «Тропиканы» в стельку пьяным, в вестибюле он выронил ее трижды, мешая всем вокруг. Как обычно, остался необычайно доволен тем, что его приняли за миллионера Кэмпбелла; сам вечно утверждает, будто они родня. Я смеялась не над «плейбоем международного размаха», а над лицемерным негодованием М-р. Кэмпбелла, когда его назвали «владельцем суповой империи».

Да, Рэймонд (пришлось и мне, в конце концов, так его называть) предложил поехать посмотреть tableaux vivants [15] Живые картины ( фр. ). , но лишь после намеков М-р. Кэмпбелла, который, хоть и умалчивает об этом, купил дюжину порнографических романов во французской книжной лавке, включая одно критическое издание XIX века, напечатанное по-английски в Париже. Не я одна получила удовольствие от зрелища.

Трость он «встретил» не на улице, вышагивающей рядом с хозяином, подобно персонажу Гоголя, а прямо в кафе. Там было полно народу, и, уходя, М-р. Кэмпбелл заграбастал темную и узловатую, точь-в-точь как у него, трость с соседнего столика. Уже почти на улице мы услышали, как вдогонку нам бросился кто-то, издавая странные звуки: это и был хозяин трости, только тогда мы еще не знали, что он — истинный хозяин. М-р. Кэмпбелл хотел было отдать ее, но я воспротивилась. Я сказала, он купил ее на честно заработанные деньги, а тот факт, что нищий — умственно неполноценный, не дает ему права присваивать чужую собственность. Что правда, то правда, подтянулись люди (в основном завсегдатаи кафе) и начали переругиваться, но оставаясь исключительно на нашей стороне: нищий был немой. Думаю, полицейский (из тех, что должны охранять туристов) проходил мимо случайно. Он также принял нашу сторону, да так яро, что арестовал беднягу. Никто не предлагал собрать деньги в его пользу, и М-р. Кэмпбелл ничего ему не давал, да я бы и не позволила. В его рассказе я, как по мановению волшебной трости, превращаюсь в доброго ангела. На самом деле, несомненно, я больше всех настаивала, чтобы трость не возвращать. С другой стороны, не я напомнила взять ее со столика. (Весь эпизод описан м-р. Кэмпбеллом так, словно он итальянский киносценарист.)

Мой испанский далек от совершенства, но объясниться я могу.

Не было никакой мелодрамы. Ни линчевания, ни аплодисментов, ни сокрушенной мины нищего — мы и взглянуть на него не успели. И уж точно я не кричала при виде другой трости (до чего же жалок этот напыщенный курсив у М-р. Кэмпбелла: «другая трость», почему не «другая трость»?), я просто указала на нее, без истерики и ступора. Разумеется, весь ужас несправедливости сразу стал очевиден, но я подумала, что ошибку еще можно исправить. Мы поехали и нашли кафе и узнали у людей адрес участка, куда увезли попрошайку, обвиненного в краже: это оказалась та самая гнилозубая испанская крепость. Нищего там не было. Полицейский, под шуточки других полицейских, у дверей отпустил рыдающего вора, а в действительности единственного обворованного. Естественно, никто не знал, где его теперь искать.

Мы опоздали на паром, и пришлось лететь домой самолетом и увозить с собой обе трости.

РАССКАЗ

Мы зашли в порт Гаваны однажды в пятницу под вечер, и что за жаркий выдался вечер под низким покровом темных, тяжеловесных туч. Когда корабль вошел в бухту [16] В оригинале по-испански. узость канала погасила бриз, освежавший нас в течение плавания. Было свежо, и внезапно все изменилось. Вот так, просто. Писатель Хемингуэй, спесивец, назвал бы это вентилятором моря. Теперь нога болела, как тысяча чертей, и по трапу я спустился, испытывая сильную боль, но стараясь не подавать виду из уважения к гостям и гостеприимным хозяевам острова. (Или назвать их туземцами и первооткрывателями?) Сеньора Кэпмбелл шла за мной, болтая, жестикулируя, удивленно ахая без всякой передышки, и любую мелочь находила очаровательной: очаровательная голубая бухта, очаровательный старый город, очаровательная и живописная маленькая улочка перед очаровательной пристанью. А что я? Я в это время думал, что влажность воздуха достигает по меньшей мере девяноста, а то и девяноста пяти процентов, и был более чем уверен, что проклятая нога проболит все чертовы выходные. Демоническая идея была отправиться в отпускную поездку на этот огненный [17] В оригинале White Hot. Буквально: раскаленный добела. , мокрый остров, если не выжженный, то выцветший под солнцем. Дантов гАд . Проект сеньоры Кэмпбелл, разумеется. (Так и подмывает сказать «экзекуция сеньоры Кэмпбелл» и вышить у нее на платье, на спине, «Палач».) Я поставил ей на вид, как только различил купол грозовых туч, висящий над городом, словно меч Дамокла над моей ногой. Она страшно обиделась и сказала, что туристический агент поклялся, положа руку на постеризованное сердце [18] В оригинале буквально: сердце, обклеенное плакатами; от poster — плакат, афиша ( англ. ). , что на Кубе вечная весна. Всем большим пальцем ноги я чувствовал эту треклятую весну! Туристические агенты! Самое им место — в «Торговце Хорне» с Кэри и Ренальдо и чтоб они там подцепили болезнь Бут (в смысле, Эдвины Бут, женскую болезнь). Мы накрепко застряли в зараженном москитами, покрытом малярией, населенном тропическими лесами экваториальном поясе. Так я и сказал сеньоре Кэмпбелл, на что она, разумеется, ответствовала: «Медовый мой, это же Тропики !»