Алан Маршалл - Я умею прыгать через лужи. Рассказы. Легенды

Ровер подполз к ногам Джо и перевернулся на спину, моля о прощении.

— Вставай! — резко прикрикнул Джо.

— Пошли, Энди! — скомандовал я малышу.

— Да, иди с Аланом, Энди, — сказал Джо. Он был рад избавиться от брата.

Когда мы подошли к изгороди из колючей проволоки, тянувшейся вдоль пригорка, я заставил Энди сесть рядом с маленькой круглой дырой в проволочной сетке. По краям дыры к шипам прилипли коричневые волоски.

— Сиди тут, Энди, — сказал я, — и зайцы не смогут проскочить.

— Они могут напасть на меня! — У Энди были свои сомнения относительно мудрости этого плана.

— Не болтай глупостей! — Энди раздражал меня.

— Подымай зайцев, Джо! — крикнул я, отойдя немного назад. — Я заткнул дыру твоим братцем.

— А ну, взять их! — приказал Джо собакам.

Ровер, который всегда первым находил зайца или кролика, неожиданно стряхнул с себя личину смирения и, полный воинственного задора, ринулся вперед. Он бросился в густую траву, по пятам за ним следовали Дамми и Спот, то и дело подпрыгивавшие выше самых высоких стеблей. Собаки бежали, вытянув шеи, все время оглядываясь по сторонам, в надежде увидеть мелькнувший мех вспугнутого зайца.

Вдруг Ровер залаял и метнулся к кусту, из которого грациозным прыжком выскочил заяц. Это был уже не жалкий, трусливо съежившийся в траве зверек. Теперь уши зайца стояли торчком, он бежал уверенно. Сделав три прыжка, чтобы размяться, он, стелясь по земле, помчался к дыре в изгороди на пригорке.

Дамми, чувствуя морду Спота у самого бедра, бросилась молча за зайцем, выгнувшись наподобие лука. Тело собаки сгибалось и выпрямлялось при каждом прыжке; голова, не участвовавшая в этих движениях, была напряженно вытянута вперед. Первые несколько ярдов Дамми двигалась судорожными скачками с огромным усилием, потом она достигла своей нормальной скорости и побежала легко и ритмично.

Сзади нее, совсем близко, бежал Спот, дальше с лаем и визгом несся длинношерстный взлохмаченный Ровер. Стараясь не потерять из виду головных собак, он продирался сквозь густую траву так, словно она нарочно мешала ему.

Заяц, уверенный в спасении, еще не напряг всех сил и бежал по тропинке, высоко подняв голову с торчащими вверх длинными ушами. Он по-прежнему иногда подпрыгивал для разведки, но около дыры увидел нас с Энди, услышал наш крик, в испуге быстро свернул и сразу опустил уши, стараясь стать незаметнее, укрыться в траве. Дамми, следовавшую по пятам за зайцем, на повороте отбросило в сторону, и целый дождь гравия обрушился на матросскую курточку Энди и его руку, которой он заслонил лицо.

Спот, отставший было от Дамми, вырвался вперед, чтобы покончить с зайцем, но тот увернулся, бросился назад и проскользнул между двумя собаками. Дамми, уже восстановившая равновесие после поворота, помчалась вдогонку и, настигнув зайца, уже раскрыла пасть, чтобы схватить его. Но заяц снова увернулся и, теперь уже перепуганный насмерть, бросился напрямик через луг; обе собаки помчались за ним.

— Держи! Лови его! — кричал я, прыжками передвигаясь по траве.

Джо бежал наперерез, испуская отчаянный крик:

— Дай ему, песик! Дай ему!

В центре выгона Дамми снова едва не поймала зайца, потом Спот, срезав угол, помчался прямо на него, но заяц увернулся, а Спота, бежавшего с огромной скоростью, отбросило в сторону. Заяц, спасаясь, бросился к кустарникам; Дамми летела за ним, с каждым скачком нагоняя его.

Спот помчался к кустарникам наперерез, и, пока Дамми огибала их, он, не уменьшая скорости, вслед за зайцем углубился в заросли папоротника и кустов.

— Он там потеряет зайца, — тяжело дыша, прошептал Джо, подбегая ко мне.

Мы молча вглядывались в заросли; вдруг из глубины их раздался громкий визг и сразу стих.

— Спот напоролся! — в страхе воскликнул я, глядя на Джо и надеясь, что он найдет какое-нибудь другое объяснение.

— Похоже на то, — проронил Джо.

— Он пропадет, — прошептал Энди плаксиво.

— Ты-то помолчи! — огрызнулся Джо.

Мы долго искали в кустах, пока наконец не нашли Спота. Он лежал среди папоротников, залитый кровью; сук, на который он напоролся, тоже был в крови, острый, как кинжал, он был весь скрыт папоротником.

Мы прикрыли Спота ветками кустарника так, чтобы его совсем не было видно, потом пошли домой, и я не плакал до тех пор, пока не нашел отца в сарае с конской сбруей и не рассказал ему все.

— Это тяжело, — сказал отец. — Я понимаю. Но Спот не узнал, что его убило.

— Ему было больно? — спросил я со слезами.

— Нет, — уверенно ответил отец. — Спот ничего не почувствовал. Где бы он сейчас ни был, ему все еще кажется, что он бежит. — Отец в раздумье посмотрел на меня и добавил: — Спот огорчился бы, если бы узнал, как ты расстроен тем, что он спит в зарослях среди папоротников.

Когда отец произнес эти слова, я перестал плакать.

— Это просто потому, что мне будет не хватать его, — объяснил я.

— Я знаю, — ласково сказал отец.

Каждый день после школы Джо выгонял уток и гусей своей матери на пруд за четверть мили от дома и каждый вечер пригонял их обратно. Они двигались неровной белой шеренгой впереди Джо, оживленные, нетерпеливые, предвкушая предстоящее удовольствие. Миновав последние деревья, они прибавляли шагу и начинали крякать, а Джо усаживался на траву.

Я почти всегда сопровождал его. Мы сидели рядом, с интересом наблюдая, как утки, опустив грудку, входили в воду, потом скользили по поверхности пруда, а мелкие волны слегка ударяли и покачивали их. Доплыв до середины, они потягивались, хлопали крыльями, затем вновь усаживались на воду, вертели хвостиками и разминались, прежде чем пуститься на поиски улиток и личинок, населявших пруд.

Джо полагал, что в пруду можно найти все, что угодно, но я этого не думал.

— Никогда нельзя сказать наверное, что там есть, — задумчиво говорил Джо.

В ветреные дни мы сажали целые команды муравьев в банки из-под консервов и отправляли их в дальнее плавание через пруд, иногда мы сами пускались вброд вдоль берега, разыскивая тритонов, этих странных, похожих на креветок существ с двигающимися жабрами.

Джо знал о тритонах много интересного.

— Они очень нежные, — говорил он. — Сразу умирают, если посадить их в бутылку.

Меня интересовало, куда же они деваются, когда пруд высыхает.

— А бог их знает! — говорил Джо.

Пока утки плавали, мы бродили по зарослям, разыскивая птиц, а если дело было весной, лазали на деревья за яйцами.

Я любил взбираться на деревья. Все, в чем я видел вызов своим силам, возбуждало меня, и я пытался совершить то, что Джо, которому не надо было доказывать свою физическую выносливость, вовсе не был расположен делать.

Лазая по деревьям, я пользовался только руками — ноги мои были почти бесполезны. Когда я подтягивался с ветки на ветку, «плохая» нога беспомощно болталась, а на «хорошую» можно было опираться лишь пока руки схватывали верхнюю ветку. Я боялся высоты, но преодолевал страх, избегая смотреть вниз, если в этом не было прямой необходимости.