Алан Маршалл - Я умею прыгать через лужи. Рассказы. Легенды

В родных краях собаки никогда не голодали, потому что кенгуру и воллаби там было полно, а собаки были хорошими охотниками.

На новом стойбище у моря можно было есть только рыбу, и собаки были голодны, потому что ловить рыбу они не умели.

Однажды мужчины поймали столько рыбы, что едва дотащили ее до стойбища. Они свалили возле костра целую груду серебристой рыбы и, пока женщины жарили ее, прилегли отдохнуть под деревьями.

Собаки поглядели на эту серебристую груду и почувствовали невыносимый голод.

Вожак их подошел к мужчинам и сказал:

— Дайте нам немножко рыбы. Сами вы не съедите столько, а мы голодны.

— Пошел прочь, пес! — закричал один из мужчин. — Собаки не едят рыбу.

— Мы будем есть рыбу, — сказал собачий вожак. — Кенгуру здесь нет, а мы совсем отощали от голода. Дайте нам рыбы, чтобы мы могли поесть и набраться сил.

— Пойдите сами наловите, если хотите есть, — сказал другой мужчина. — А эта рыба наша, и мы не станем делиться с собаками.

— Собаки не умеют ловить рыбу, — сказал вожак.

— Тогда подыхайте с голоду! — сказал первый мужчина и швырнул в вожака камнем.

И тогда все мужчины вскочили и стали гнать собак из стойбища палками и камнями, и глумились, и смеялись над ними.

Собаки убежали далеко в лес, и там они собрались в круг и говорили, говорили, говорили.

А племя пировало в своем стойбище до тех пор, пока от рыбы остались только кости. От всей добычи не уцелело ни одной рыбешки. Они съели все.

Потом они сидели и беседовали до восхода луны, а когда луна взошла, в стойбище вернулись собаки, и они были полны гнева на людей.

И тогда собачий вожак отошел от других, и залаял, и пронесся по стойбищу, и, когда он бежал, он высоко подпрыгивал, и на лапах у него сверкал огонь.

— Да будут наказаны все себялюбцы! — крикнул он и стал колдовать, и от его колдовства словно ветер пронесся над стойбищем, и тогда все люди — женщины, дети и мужчины — превратились в камни.

И с тех пор у всех себялюбцев сердце каменное, и нет в нем ласки и доброты.

В стране, где горные утесы и море — братья и где деревья стройны и высоки, жила молодая девушка по имени Лована, которая дичилась людей.

Она любила покой и тишину.

Глаза у нее были темные и робкие, но, когда она бродила по лесу, они разгорались от изумления.

Жила она одна в своей хижине, сделанной из коры, и плела сумки для тех, кто в них нуждался. Пальцы у нее были длинные, они быстро и ловко переплетали полоски лыка, и потому она делала сумок больше, чем другие женщины.

Оттого что она была такая тихая, никто не разговаривал с ней подолгу. Юноши ее племени проходили мимо ее хижины, когда шли на охоту, потому что она не умела пошутить с ними и приветить их ласковым словом.

А она смотрела им вслед, потому что один юноша был ей мил, и, когда они скрывались за деревьями, она чувствовала себя еще более одинокой, чем прежде.

Звали этого юношу Яади.

Однажды все племена собрались вместе, чтобы отправиться далеко-далеко на праздник. Дети с криками бегали по лужайкам и прятались меж деревьев. Самых маленьких женщины сажали на плечи и смеялись вместе с ними.

За спиной у женщин висели сумки, те самые сумки, которые сплела им Лована. Мужчины взяли с собой копья и вомеры, и все племена вместе тронулись в путь. Люди шли друг за другом на расстоянии вытянутой руки, и, когда передние уже скрылись из виду, по стойбищу все еще тянулась вереница людей.

Вскоре осталась в стойбище только одна Лована, потому что никто не догадался сказать ей: «Пойдем с нами на праздник».

Люди забыли о ней. И ее мать, и отец, и все ее родственники ушли и даже не вспомнили о ней. Она была слишком тихая, и среди веселья и шума никто не заметил, что ее нет.

Много дней шли по лесу разные племена, и там, где они проходили, не оставалось никакой дичи, потому что должно было кормиться много народу.

Через десять дней Яади, шагавший во главе, вернулся назад и прошел вдоль вереницы людей до последней старухи и последнего отставшего ребенка. И тогда он крикнул, и все люди остановились, и он спросил их: «Где Лована?» И никто не мог ему ответить.

И от старухи, которая шла в самом хвосте, до мужчин, которые прокладывали путь, люди передавали друг другу три слова: «Ее тут нет».

И эта весть снова пришла к Яади, и, услышав ее, он содрогнулся.

— Я вернусь за ней, — сказал он. — Ей, наверное, нечего есть.

И вот он взял свой каменный топор, копье и вомеру, свой щит и нулла-нуллу и ушел от всех. Он возвращался тем путем, по которому прошли племена и где уже не было никакой дичи, так что ему пришлось отойти далеко в сторону и охотиться в глухом лесу. Он прорубил тропы в зарослях и всю добычу нес за спиной. Он отыскивал пчелиные гнезда в дуплах, и каждый день он шел до тех пор, пока не спускалась ночь.

И чем ближе он подходил к хижине Лованы, тем больше приходилось ему петлять по лесу, хотя он и так уже шатался под тяжестью добычи, которую нес девушке.

С тех пор как племя покинуло стойбище, Лована сидела в хижине и плела сумки. Та еда, которую она собирала, не могла утолить ее голод. На охоту она не могла пойти, потому что у нее не было копий. Она ела ямс и корни водяных лилий и собирала крабов на берегу.

Но однажды лыко, из которого она плела сумку, стало рваться. Лована все время путала петли, и пальцы у нее дрожали.

Она устыдилась своей неловкости и обеспокоилась. Она старалась плести как можно осторожней и не дергать полоски лыка.

Но она знала, почему дрожали ее пальцы и почему она все поглядывает в лес, где затихли в ожидании высокие деревья.

Кто-то подходил все ближе, и ближе, и ближе.

Она слышала, как колотится ее сердце. Она склонила голову, чтобы ничего не видеть, кроме сумки, которую она плела.

Кто-то подходил все ближе и ближе.

Она сжала сумку онемевшими пальцами.

Кто-то подходил все ближе.

Она не подняла головы.

А потом тень Яади упала на нее, и она взглянула на юношу.

Она увидела над собой его лицо, и закрыла глаза, и упала на землю, и лежала тихо-тихо.

Яади опустился на колени и положил ее голову к себе на плечо. Он смотрел на ее лицо и молчал.

Потом она открыла глаза и взглянула на него, и не было в ее глазах страха.

— Что с тобой? — спросил он.

— Зачем ты пришел?

— Я пришел за тобой.

— Почему?

— Ты принадлежишь мне. Давно-давно твой отец и мать обещали отдать тебя мне. И вот я пришел.

Она не сводила с него глаз.

— Хочешь есть? — спросил он.

— Да, — ответила она.

Он отдал ей еду, которую принес для нее, и смотрел на нее, пока она ела.

— А теперь пойдем, — сказал он. — Пойдем к нашему племени.

— Пойдем, — сказала она.

Он пошел вперед, и она последовала за ним. Она оставила свою хижину и все сумки и ни разу не оглянулась назад.