Роберт Батлер - Возращение ревнивого мужа в форме попугая

И она действительно останавливается, подходит, наклоняется ко мне.

— Милая птичка, — говорю я, и это значит: ты красива, жена моя, и твоя красота молит о защите. — Милая, — повторяю я. Мне хочется прикрыть тебя своей наготой. — Плохая птица, — говорю я. Если в твоей жизни есть другие, если даже они только в мыслях у тебя есть, я ничего не могу поделать. — Плохая. — Твою наготу трогают изнутри другие. — Выпусти, — говорю я. Как мы с тобой можем быть чем-то единым, цельным, если ты не пуста в том месте, которое должен заполнять я?

Она улыбается и открывает дверцу клетки.

— Вверх, — говорю я, подразумевая: неужели в здешнем мире нет места, где я могу быть свободен от этого ужасного присутствия других?

Она просовывает руку в клетку, подставляет ладонь, я забираюсь на нее, дрожу, и она говорит:

— Бедняжка.

— Бедняжка, — отзываюсь я. Ты тоже тосковала по цельности, и каким-то образом я подвел тебя. Меня тебе было недостаточно. — Плохая птица, — говорю я. Прости меня.

А потом, завернув за угол, появляется крекер. На нем только сапоги из змеиной кожи. Бросив быстрый взгляд на его несчастное, лишенное перьев тело, я качаю головой. Мы, попугаи, не выставляем половые органы напоказ, и, в отличие от нас, этот мужчина имеет поистине жалкий вид.

— Дурачок, — говорю я. Мелькает мысль, что моя жена просто-напросто этого не замечала. Наивно, конечно. Именно его-то она и хочет. Не меня. Она высвобождает из-под меня ладонь, ставит меня на открытую дверцу клетки, поворачивается ко мне голой спиной, обнимает этого мужчину, они смеются и, пошатываясь из-за объятий, возвращаются туда, за угол.

Какое-то время мне все еще кажется, что я был красноречив. То, что я произнес, всего лишь надо повторить, чтобы оно оказало преобразующее действие.

— Привет, — говорю я. — Привет. Милая птичка. Милая. Плохая птица. Плохая. Выпусти. Вверх. Бедняжка. Плохая птица. — И тут я начинаю слышать себя так, как на самом деле слышит меня она. — Дурачок. — Я никогда не смогу объяснить ей, что у меня на сердце. Никогда.

Я стою сейчас на дверце клетки, и мои крылья слегка приходят в движение. Заглядываю в коридор, и из спальни в его конце уже опять несется уханье. Я могу туда полететь — и что-нибудь со всем этим сделать.

Но не лечу. Вместо этого поворачиваюсь и смотрю на деревья, которые шевелят листвой там, за дальней стеной комнаты. На небо, похожее по цвету на перья над клювом синелобого амазона. Над лужайкой проносятся птичьи тени. И я расправляю крылья. Сейчас полечу, хоть и знаю, что между мной и местом, где я смогу быть свободен от всех этих переживаний, что-то есть. Все равно полечу. Буду бросаться снова и снова. Милая птичка. Плохая птица. Доброй ночи.