Эдвард Форстер - Избранное

— Так тебе будет понятнее, — пояснил он мальчику, на лице которого отражалась скука: личного опыта в этом деле у него не было.

Морис старался слушать внимательно, ведь лекция предназначалась ему одному, к тому же он понимал: вопрос серьезный и имеет отношение к его собственному телу. Но соотнести все услышанное с собой он не мог; как ни старался мистер Даси, целого из составляющих не получалось. Старался и мальчик, но тоже впустую. Его мозг еще пребывал в состоянии дремы. Половое созревание уже наступило, а интеллект отставал, и мужское начало, как и полагается, входило в него крадучись, незаметно. Бесполезно пытаться совершить этот переход одним махом. Бесполезно пытаться его описать, даже если проявить максимум такта и строго придерживаться научного подхода. Мальчишеский мозг неподатлив, его тянет назад, в летаргию, и пробуждается он не раньше назначенного часа.

Мистер Даси соблюдал и ученость, и такт. Возможно, он вел беседу чересчур деликатно, пытался сыграть на возвышенных чувствах, не понимая, что Морис либо останется полностью безучастным, либо чувственность захлестнет его ураганом. «Конечно, это докучает, — говорил мистер Даси. — Но с этим надо справиться и, главное, развеять тайну. Тогда тебе и откроется величие любви и жизни». Речь его была уверенной, он не раз проводил подобную беседу и знал, каких вопросов можно ожидать. Но Морис ничего не спрашивал, только согласно кивал: «Понятно, понятно», и поначалу мистер Даси усомнился — так ли уж все понятно? Стал спрашивать ученика — хорошо ли усвоен материал? Ответы были вполне вразумительными. Мальчик отличался хорошей памятью и даже — удивительное существо человек! — как-то подладился под эти вопросы, так поверхность воды легким мерцанием отражает сигнальный свет маяка. В конце концов он и сам задал пару вопросов насчет секса, вопросов вполне здравых. Мистер Даси был очень доволен.

— Молодец, — похвалил он. — Больше эта тема не будет тебе докучать.

Но оставались еще любовь и жизнь. Они не спеша брели вдоль бесцветного моря, и мистер Даси коснулся этих извечных ценностей. Сначала он охарактеризовал мужчину как некую абстракцию — эдакий целомудренный аскет. Потом восславил женщину. Сам он был обручен, и, воспевая женские достоинства, как-то помягчел, глаза за толстыми стеклами очков зажглись, на щеках появился румянец. Любить благородную женщину, защищать ее и служить ей — вот венец жизни, сказал он четырнадцатилетнему мальчику.

— Сейчас тебе этого не понять, но придет день, и ты все поймешь — вспомни тогда старого учителя, который тебя просветил. Мужчина и женщина — и все сразу встает на свои места, все! Ты чувствуешь, что на небе есть Бог, что в мире есть гармония. Мужчина и женщина! Как это прекрасно!

— Я, наверное, никогда не женюсь, — возразил Морис.

— Ровно через десять лет я приглашу тебя и твою жену отобедать с моей женой и со мной. Примешь приглашение?

— О-о, сэр!

Глаза мальчика засветились от восторга.

— Значит, договорились!

Закончить разговор доброй шуткой — что может быть лучше? Морис был польщен и даже стал думать о женитьбе. Но внезапно мистер Даси остановился и приложил руку к щеке, словно у него заныли зубы. Обернувшись, он взглянул на оставшуюся позади длинную полосу песка.

— Я не стер эти адские рисунки, — медленно произнес он.

С дальнего конца бухты следом за ними вдоль берега шли какие-то люди. Вскоре они должны были подойти к тому самому месту, где мистер Даси иллюстрировал свой урок секса. Среди них была женщина. Учитель, вспотев от страха, кинулся назад.

— Сэр, там уже ничего не осталось! — крикнул Морис. — Волны наверняка все смыли.

— Господи… слава Богу… да, сейчас ведь прилив.

И вдруг на долю секунды в мальчике вспыхнуло презрение к учителю. Да он обманщик, подумал Морис. Обманщик и трус, он мне так ничего и не сказал… И все снова ушло во тьму, тьму первобытную, хотя отнюдь не вечную, на смену которой обязательно приходит болезненный рассвет.

Мама Мориса жила неподалеку от Лондона, на комфортабельной вилле, стоящей в окружении редких сосен. Здесь родился он и его сестры, отец каждый день уезжал отсюда на работу, сюда и возвращался. Они едва не переехали, когда поблизости построили церковь, но со временем привыкли к ней, как привыкаешь ко всему, и даже обнаружили в таком соседстве некоторые выгоды. Церковь была единственным местом, куда миссис Холл доводилось ходить, — магазины доставляли товары на дом. Станция тоже располагалась неподалеку, равно как и школа для девочек, вполне сносная. Жизнь была полностью обустроена, стремиться было не к чему, и между успехом и неудачей вполне мог стоять знак равенства.

Морис любил свой дом и безоговорочно почитал маму верховной жрицей. Без нее не было бы мягких кресел, хорошей еды, веселых игр, за все это он испытывал к ней благодарность и одаривал ее своей любовью. Любил он и сестер. Когда он приехал, они выбежали с радостными криками, стянули с него пальто и бросили на пол в прихожей — подберут слуги. Приятно было оказаться в центре внимания, хвастаться успехами в школе. Домашние с восторгом оглядели марки Гватемалы, «Те священные поля» и фотографию школы, которую ему подарил мистер Даси. После чая небо расчистилось, и миссис Холл, надев галоши, вышла прогуляться с ним вокруг усадьбы. Они то и дело целовались и безобидно щебетали.

— Морри…

— Мамочка…

— Уж теперь Морри у меня отдохнет на славу…

— А где Джордж?

— Мистер Абрахамс дал тебе просто чудесную рекомендацию. Пишет, что ты напоминаешь ему твоего бедного отца… Ну, чем хочешь заняться на каникулах?

— Я бы остался здесь…

— Ах ты, моя радость…

Она обняла его, еще нежнее, чем обычно.

— В гостях хорошо, а дома лучше, это всякий знает. Да… Помидоры… — она любила перечислять, проходя мимо грядок, названия овощей. — Помидоры, редис, брокколи, лук…

— Помидоры, брокколи, лук, розовый картофель, белый картофель, — подхватил мальчик.

— Репа…

— Мама, а где Джордж?

— Ушел на прошлой неделе.

— Почему?

— Взрослый стал. Хауэлл меняет садовников каждые два года.

— А-а…

— Репа, — продолжала она, — снова картофель, свекла… Морри, давай навестим дедушку и тетю Аиду, если они нас пригласят? Я хочу, милый, чтобы эти каникулы ты провел, как душе угодно, — ты ведь оказался таким молодцом, да и мистеру Абрахамсу большое спасибо, ведь твой отец ходил в ту же школу, а потом он учился в Саннингтоне, куда и ты теперь поедешь — будешь во всем повторять путь нашего любимого папочки… — Она умолкла. Морис всхлипнул. — Морри, милый…

Из глаз мальчика текли слезы.

— Сладенький мой, что с тобой?

— Не знаю… сам не знаю…