Бенджамин Леберт - Crazy

Соседние рельсы, сначала бежавшие параллельно нашим, сворачивают влево, прервав, таким образом, наше совместное путешествие в Мюнхен. Я погружаюсь в свое сиденье все глубже и глубже. Оно, это сиденье, очень удобное, наверное, здесь можно даже спать. Над каждым местом висит картинка. В основном сюжеты, посвященные истории железной дороги. Надо мной реклама. Курсы английского языка. Talk the words right out of your soul — «Пропустите слова через свою душу» или что-то в этом роде. Я смотрю на Яноша. Его глаз совсем не видно. С ним явно что-то происходит. Руки быстро движутся по подлокотникам. Кисти у него нежные. Видна практически каждая линия. Несколько блестящих светлых волосков. Они заметны даже в скудном освещении купе. Пальцы пробегают по черному свитеру. На лице сияет свобода. Он рад тому, что едет в Мюнхен. Я снова смотрю в окно. На горизонте в темноте блестят красные огоньки самолета. И куда, интересно, он несет своих пассажиров? Чуть впереди, около самых рельсов, четверо ребят развели костер. Удобненько расположились на возвышении и покуривают. Мы быстро проносимся мимо. Мне вспомнилась моя старая школа. Люди, с которыми в ней довелось встретиться. Там меня называли дефектоногим. Из-за смешной походки. Я же всегда подволакивал левую ногу. А им это не нравилось. Иногда мне ставили подножку и ржали, если я падал мордой в пол. А иногда они ждали меня перед школой. Чтобы отобрать завтрак. Бутерброды делала мама. Специально для меня. На них было много сыра и колбасы. Маму было жалко. Я не хотел отдавать еду. Никогда не хотел. Но приходилось. Парни были сильнее меня. Верховодил Маттиас Бохов. Мощный широкоплечий парень с бычьей шеей и вьющимися каштановыми волосами. Если он выпрямлялся, то его рост составлял 1 метр 73 сантиметра. В этот мир он пришел семнадцать лет назад. Все, что он нюхал, видел или слышал, ему не нравилось. А все, что ему не нравилось, не нравилось и остальным. Он был вождь. Баран-предводитель. Его воля являлась законом. Остальные пятеро были всего лишь шавки: Петер Тимольт, 17 лет, Михель Висбек, 18 лет, Штефан Генессиус, 17 лет, Клаудио Бертрам, 17 лет, и Карим Дерверт, 16 лет. Они делали за Маттиаса всю грязную работу. Все, что он хотел, исполнялось. Они поставляли ему девиц, закончили за него девятый класс и убирали с его пути всех недостойных. Например, меня, дефектоногого. Один раз после школы они привязали меня к дереву. Это был бук. Привязали веревкой, украденной у завхоза. И мне пришлось выстоять до вечера, пока на школьный двор не прибежала мама. Она была вне себя. Две недели не отпускала меня в школу. Это было хорошо. По крайней мере, я смог отдохнуть. Немного почитать. Я думаю, Маттиас Бохов все еще существует. Иногда я вижу, как он идет по станции метро с какой-нибудь похотливой телкой. Но он меня не замечает.

Беру рюкзак, вынимаю из него шоколадку и книгу. За окном видно несколько звезд. Самолет исчез. Книгу я держу обеими руками. Поглаживаю ее большими пальцами. Обложка мягкая и слегка шероховатая. Мне нравится гладить книги. Это успокаивает. Появляется чувство, что в мире еще осталось что-то, что можно удержать. Хотя все остальное так быстро проходит! Особенно часто это ощущение появляется, когда трогаешь новые книги. А эта книга как раз новая. Мне подарил ее отец. Карманное издание. Папа сказал, что это лучшее из написанного о жизни. Сзади все еще торчит чек. Семь марок. Спасибо за покупку. Книжный магазин Лемкуля. Он подарил мне эту книгу, когда я последний раз приезжал домой на выходные. Запах совсем свежий. Здорово! На красной обложке нарисован старик, его рука на плече маленького мальчика. Сбоку широкая полоса с надписью «Нобелевская премия». Явно эта книга получила премию. Понятия не имею, что это за премия. Но мне и не важно. Справа яркие белые буквы: Старик и море. Эрнест Хемингуэй.

Хорошее название, мне нравится. Сразу же появляется особый привкус. Хочется тут же начать читать. Что я и делаю. Медленно открываю книгу. Держу ее в правой руке. Левая все равно не поможет. Она тонкая и непослушная. Начинаю читать. Перед этим бросаю взгляд на часы: 21.09. Ехать еще больше часа. Время есть. Читаю. Буквы и слова бегут мне навстречу. Прекрасная книга! Каждое выражение, каждое замечание доходит до моего сердца. В глазах уже появляются слезы. Со мной всегда так. Если книга хорошая, тут же начинаю реветь. Ревел, читая «Остров сокровищ», и буду реветь, читая «Старик и море». Такова уж моя планида. А ведь история в этой книге на самом деле очень проста. Всего пятьдесят страниц. Речь идет о рыбаке, который на старости лет не может поймать рыбы. Он голодает. Все над ним смеются. На его стороне только один маленький мальчик. Раньше они все время вместе ездили ловить рыбу. Но теперь мальчику запрещено сопровождать старика. Не разрешают родители. У старого рыбака слишком маленький улов. Поэтому отправляться в путь ему приходится в одиночестве. А однажды у него на крючке оказывается огромная рыбина. Но, не доставив добычу до берега, он проиграл свой главный в жизни улов в утомительной борьбе с морем и его акулами. Книга и на самом деле похожа на притчу. Не прочитав и четверти, я уже залился слезами. Судорожно прижимаю книгу к груди. Я благодарен отцу, ее купившему. И благодарен Эрнесту Хемингуэю, который способен рассказать такую историю. Сморкаюсь в платок. Янош смотрит на меня и смеется.

— Вот он какой, наш Леберт, — Янош поворачивается к Замбраусу, потому что объяснения предназначены для него, — он несколько чувствительный.

Потом Янош спрашивает:

— А что ты там читал?

— «Старик и море».

— «Старик и море», ничего себе, — Янош складывает руки на груди. — Наверное, это слишком здорово. Как ты мыслишь, не стоит тебе почитать вслух и для меня? Просто так? Ради удовольствия? Все равно нам еще ехать и ехать. Да и с литературой мне познакомиться не мешает.

— Разве это литература?

— Думаю, что да.

— А что такое литература?

— Литература — это когда читаешь книгу и готов подписаться под каждым предложением, потому что оно правильное, — объясняет Янош.

— Потому что оно правильное? Это как? Я не понимаю.

— Правильное в смысле — бьет прямо в точку. Снимает покровы с тайн этого мира. С секретов жизни. Если, читая любой абзац, ты можешь сказать, что сделал бы или подумал то же самое, что и герой. Вот это и есть литература.

— А ты-то откуда об этом знаешь?

— Просто я так думаю.

— Ах, ты так думаешь! Ну, тогда это и яйца выеденного не стоит. Профессор по литературе объяснял бы совсем по-другому. И сколько ты уже прочитал книг?

— Наверное, штуки две.

— Штуки две? И ты рассказываешь тут про литературу?

— Ты же сам хотел послушать. К тому же я думаю, что все это чересчур сложно. В этом не разбираются даже те, кто обязан разбираться. Почему ломаем головы мы? Давай просто читать. Получая радость от самого чтения. От понимания прочитанного. И давай не будем забивать себе голову мыслями о том, литература это или нет. Этим могут заниматься другие. Если это настоящая литература, тем лучше. А если нет, то и черт с ним.