Керстин Гир - Мамы-мафия

– Не было никаких тараканов, – вырвалось у неё между двумя всхлипываниями. – Он просто не хотел, чтобы я увидела эту Тусси. Жалкий трус.

Не было никаких тараканов, и никакой другой причины для нашего расставания тоже не было, кроме «этой Тусси» – в своём предположении я с самого начала была права. Просто Лоренц так долго это отрицал, что я сама перестала в это верить, и это было самое гадкое во всей истории. Эта новая была у него не со вчерашнего дня, я была в этом уверена.

Нелли абсолютно права – Лоренц просто жалкий трус.

Я осторожно погладила её по волосам.

– Нелли, дорогая. Насчёт этой истории с Биби Блокберг мне тоже очень жаль. Я не должна была об этом рассказывать. Но все родители рассказывали неловкие вещи про своих детей. Что могут делать подростки, хотя они и мечтают повзрослеть. Ты знала, что Нина Бранд никогда не ложится спать, не сказав своей кукле Барби доброй ночи? Люкас настаивает на том, чтобы перед сном молиться вместе с матерью – тот самый Люкас, который недавно допьяна напился пивом. Лена каждый вечер смотрит про песочного человечка. Сара, та самая Сара, которая на последнюю классную поездку притащила ящик слабоалкогольных напитков, настаивает на том, чтобы у неё в комнате всю ночь горел ночник. Эльмо любит, чтобы мама рисовала ему кетчупом смайлик на бутерброде. А ещё кому-то – по-моему, Марку – нужна мягкая игрушка, чтобы заснуть.

Нелли села на кровати.

– Правда? Марку нужна мягкая игрушка? – Она вытерла слёзы с лица.

– Да. Зайчик.

Нелли захихикала.

– И Марк хвастается, что он скоро сделает татуировку! Я спрошу его завтра, не будет ли это зайчик!

Она ещё раз сухо всхлипнула, как маленькая девочка, которая побила себе коленки. Я обняла её.

– Я так люблю тебя, Нелли, – сказала я. – И я рада, что ты снова со мной. Несмотря на обстоятельства.

– Я тоже тебя люблю, – сказала Нелли. – Собственно.

Какое-то время мы сидели обнявшись и молчали.

– Папа всё же такой негодяй, – сказала в конце концов Нелли. – Ты знала, что у него есть эта блондинистая Тусси?

– Нет, – ответила я. Я бы охотно порасспрашивала Нелли о новой Лоренца. Насколько она блондинка? Моложе меня? Что она делала с Лоренцем либо он с ней? Но это было нельзя, бедное дитя было в шоке.

– Может быть, она хорошая, знаешь ли, – сказала я. – У папы, собственно, в отношении женщин хороший вкус.

– Я считаю ужасным, что он нас обманул, – ответила Нелли.

– Да, это было неправильно, – сказала я. – Но я думаю, что он и сам расстроен. Я знаю, что ты и Юлиус для него очень важны. Он хочет, чтобы вы о нём думали только самое хорошее.

– Слишком поздно, – сказала Нелли. Потом она снова захихикала.

– Лена действительно смотрит до сих пор про песочного человечка, да? При этом у неё вообще нет младших братьев и сестёр. И вот такая каждый день изображает самую крутую в месте для курения.

– Я забыла ещё рассказать о Морице, – сказала я. – Он так плакал на «Ледниковом периоде», что его мать сразу же переключила фильм на хэппи энд.

Когда Нелли наконец заснула, я позвонила другу и адвокату Лоренца Ульфи Кляйншмидту. Я была в гневе, но в то же время лопалась от любопытства и не могла ждать до завтрашнего утра, чтобы прояснить некоторые вещи.

К телефону подошла жена Ульфи. Я хорошо её знала по различным встречам на ужинах. Она была одной из тех худых женщин, которые постоянно сидят на диетах, но не признаются в этом. Когда она бывала у нас в гостях, она весь вечер размазывала еду по тарелке, но при этом вовсю нахваливала моё кулинарное искусство. Через пару дней я всегда получала от неё благодарственную открытку, написанную чернилами на мелованной бумаге, что она давно так вкусно не ела. При этом я была уверена, что эта женщина ничего не ест с 1989 года. Её собственные приглашения в гости были великолепными, она всегда печатала меню, её цветочные украшения были роскошными, всё из собственного сада.

После того как Лоренц объявил о нашем расставании, Фредерика больше меня не приглашала. Но однажды я встретила её в магазине, она пожала мне руку и сказала, что ей очень жаль.

– Спасибо, – ответила я и в первый раз увидела в ней что-то человеческое.

– Но Лоренц после всех этих лет должен подумать и о себе, – добавила Фредерика, и мои симпатии к ней снова испарились.

Когда я позвонила, её голос звучал несколько раздражённо, но не заспанно. Такие женщины, как она, до поздней ночи пишут благодарственные письма на мелованной бумаге. « Большое спасибо за вашу благодарственную открытку по поводу нашего приглашения в прошедшую субботу ».

– Привет, Фредерика, это Констанца Вишневски. Я бы хотела поговорить с твоим мужем.

– Уже четверть двенадцатого, – сказала Фредерика.

– Спасибо за информацию, у меня как раз сломались часы, – ответила я так же холодно, как она. – Будь так добра и позови от телевизора Ульфи, ладно?

Фредерика фыркнула, но через пару секунд к телефону подошёл Ульфи.

– Я только хотела проинформировать тебя о том, что ты меня больше юридически не представляешь, – сказала я.

– Констанца, мы не должны обсуждать это посреди ночи, – заявил Ульфи, как всегда, светским тоном. – Приходи утром в моё бюро. И мы спокойно обо всём поговорим.

– Нет, это решено, – ответила я. – У меня есть свой собственный адвокат.

– Ты должна знать сама, на что ты выкидываешь в мусорку тяжко заработанные Лоренцем деньги, – заметил Ульфи.

– Охотнее всего я бы выбросила в мусорку самого Лоренца, – сказала я. – У него новая женщина.

– Я понимаю, что ты злишься, – ответил Ульфи.

– Я сразу так и подумала, – пояснила я. – Но он всё время это отрицал, трус несчастный.

– Но это не причина лелеять планы мести, – сказал Ульфи. – Я буду заботиться о твоих интересах точно так же, как и об интересах Лоренца, ты можешь быть в этом уверена. Никто не собирается обделять тебя или обманывать, на самом деле никто. Лоренц и я, мы оба хотим для тебя только лучшего.

– Ах вот как? И почему же ты мне не сказал, что у Лоренца интрижка? – спросила я.

– Это не интрижка. Отношения между им и Пэрис надо принимать всерьёз.

Он произнёс «Пэррис», с раскатистым «р».

– Пэрис? Как Пэрис Хилтон? – спросила я. – Она что, американка? – Американцам можно называть своих детей как заблагорассудится, ни один служащий загса им не возразит. Место рождения, место зачатия, место паломничества – с их Бруклин, Пэрис и Лурдес они ни перед чем не останавливаются. Если бы и у нас это было принято, Нелли бы звали Кёльн-Зюльц, а бедного Юлиуса – Пеллворм.

– Не американка, но модель, – ответил Ульфи. Его голос звучал уважительно. – И они действительно любят друг друга.

– Ах вот как? И ты за такое короткое время можешь вот так об этом судить? – спросила я. Это был вопрос-ловушка, и Ульфи сразу же в неё угодил.