Керстин Гир - Мамы-мафия

Когда в пятницу я начала собираться на пробное заседание Общества матерей, я не знала, что мне надеть. Труди и Мими стояли вокруг меня в своих оранжевых робах и давали мне советы. Нелли лежала на моей кровати и смотрела на нас.

– Ни в коем случае не расфуфыривайся, – сказала Труди. – Ты должна выглядеть по-деловому.

– Но не по-деревенски, – добавила Мими. – Элегантно, как светская женщина, которая несмотря на детей имеет представление о моде и не боится посадить пятно на дизайнерскую вещь.

– Ничего чёрного, – сказала Труди. – Иначе другие дети тебя испугаются.

– И ничего слишком светлого, а то будет заметно каждое пятно, – добавила Мими.

– Хорошо бы розовое, – продолжала Труди. – Безобидно, нравится детям, весело... и очень подходит к твоим светлым волосам.

– Можно подумать, что речь идёт о работе, – подала голос Нелли.

– Это важнее, чем работа, – ответила я. – Я, собственно говоря, хочу быть хорошей матерью.

– Тогда лучше запишись на гипноз, – сказала Нелли.

Перед обедом я по случаю события дня отправилась в парикмахерскую. Мою обычную причёску, паж, которую я носила уже несколько лет, привели в порядок. И раз уж я оказалась здесь, я позволила себе маникюр, в результате которого я избавилась от пятен краски под ногтями. Я выглядела хорошо.

В конце концов я остановилась на тёмно-синих джинсах, розовой майке – не с голым животом, но тем не менее одолженной у Нелли, – и розовых туфлях-балетках. Юлиус должен был надеть свои джинсы без дыр и хорошие "слоновьи" туфли. Нелли смазала ему волосы гелем, она сказала, что иначе он выглядит как девочка. Чтобы быть готовой ко всем случайностям, я положила в розовый рюкзак упаковку влажных салфеток и немного игрушек, а также Юлиусовы домашние тапки, о которых я вспомнила в последнюю секунду.

Труди поправила капюшон моей куртки и плюнула мне через плечо.

– Тьфу-тьфу-тьфу.

– Удачи, – сказала Мими и сунула мне в руки букет цветов, который я приготовила для Фрауке, букет из белых и розовых нарциссов.

– Цветы? – воскликнула Анна, когда я зашла за ней. – Я не знала, что надо что-то нести!

– Не волнуйся, – сказала я. – Это цветы от нас обеих. Маленький знак внимания хозяйке дома.

– Ясно! – ответила Анна. Я внимательно осмотрела её одежду. Вязаный пуловер шоколадного цвета к коричневым джинсам. Никаких кровавых пятен. Волосы забраны в хвост. Без макияжа. Не слишком ярко, но сойдёт.

– Держись прямо, – сказала я. – Никогда не забывай, что ты королева таза.

– Ты рехнулась, – сказала Анна.

Яспер и Юлиус по дороге к Фрауке держались за руки.

– Какие они милые, верно? – сказала я с материнской гордостью.

– Да, да, – ответила Анна. – Я только надеюсь, что Яспер будет хорошо себя вести. С недавнего времени у него появились дурные привычки за столом. Он чавкает, булькает и прихлёбывает. И громко отрыгивается.

– Все дети так делают, – сказала я.

Фрауке обрадовалась цветам.

– Какие красивые, – сказала она. – Но вам не обязательно было их нести.

Нет-нет, я знала, как полагается. Довольная собой, я повесила куртку на вешалку.

– Это что, майские колокольчики? – воскликнула Фрауке. – Ой, где мне их поставить, чтобы дети до них не добрались? Может быть, наверх на шкаф? Ты не знаешь, майские колокольчики не ядовиты?

– Нет, – ответила я. А даже если так, какой ребёнок окажется таким болваном, что станет есть цветы из вазы?

–Я могу откопировать тебе список ядовитых растений, чтобы ты была в курсе, – сказала Фрауке. – Или скачай его из интернета. Подождите, я лучше отнесу цветы в подвал.

– В следующий раз принеси конфеты, – шепнула мне Анна. – Но без алкоголя. Иначе она закопает их в саду.

Я огляделась. Итак, это был отмеченный премией Янов архитектурный шедевр,. Уже один этот холл впечатлял. Много стекла, стали и гранита. Редкие акценты из дерева. Нигде ни пылинки, ни соринки. Огромные окна без единого пятнышка. Детские рисунки в рамках на стенах и три гардеробных крючка с пёстро размалёванными дощечками, на которых значилось «Лаура-Кристин», «Флавия» и «Марлон».

– Ну вы зёпафники, – сказал Марлон. Он сидел на ступенях лестницы в велосипедном шлеме. Наверное, ступени были чистыми до скольжения. И начищенные до блеска гранитные плиты выглядели скользкими, как нетронутый хоккейный каток. – Вы зопаводы.

– Что это такое? – спросил Юлиус.

– Сам ты зопавод! – завопил Яспер.

– Гвупые гвупазопаводы! Зёпые зопаводы, – сказал Марлон. Я действительно пыталась, но никак не могла понять, что он хочет нам сказать. Может быть, это был финский или ретороманский, или язык собственного изобретения, или либретто к собственноручно написанной опере. С этими высокоодарёнными детьми никогда нельзя знать.

– Вот и я, – сказала Фрауке, слегка задыхаясь. Наверное, мои ядовитые нарциссы она пропустила в подвале через шреддер и закомпостировала в закрытой от детей компостной куче. – Проходите в гостиную, я представлю вас остальным. Марлон, ты можешь отвести Яспера и Юлиана в твою комнату и показать им свои игрушки.

Яспер и Юлиус не выглядели особенно восхищёнными такой перспективой.

– Юлиус, собственно говоря, был бы очень рад поиграть с Флавией, – сказала я.

Это было не совсем правдиво, Юлиус начал радоваться только тогда, когда я его заверила, что Флавия дома определённо гораздо милее, чем в детском саду.

– Ах, его зовут Юлиус – немного старомодно, верно? Ну, мне больше нравится Юлиан. Даже если это имя часто встречается. Я считала необыкновенно важным дать моим детям настоящие имена, а не какие-то широко распространённые. Кроме бедной Лауры-Кристин, мне это удалось. В тот год было три Лауры-Кристин. Сначала думаешь, что ты особенно оригинален, а потом замечаешь, что ты не единственный, кто так считал. – Она засмеялась. – Я не думаю, что Флавия будет играть с вашими мальчиками. По-моему, между полами зияет пропасть. Флавию я могу лишь заставить играть с Марлоном в «Мемори» или что-то в этом роде. Тем более что она всегда проигрывает.

– Но я гьявный в моей комнаце, зяпомнице, – сказал Марлон, ведя Юлиуса и Яспера вверх по лестнице.

– С недавнего времени Марлон говорит в рифму, – заметила Фрауке. – Совершенно корректный ямб. Очень увлекательно его слушать.

Мы вошли в огромное помещение с гигантскими окнами на три стороны. Комната и прилегающая к ней кухня были выдержаны в чёрных, белых, красных и серых тонах и исключительно скупо мебелированы. Только разбросанные вокруг детские игрушки нарушали картину. И, разумеется, сами дети.

На чёрных кожаных диванах сидело несколько женщин, которые выжидательно на нас смотрели. Я послала Сабине Цигенледер-Зюльцхан и Гитти улыбку. Гиттина Мария-Антуанетта, безошибочно узнаваемая по косичкам, играла с Вибеке, Флавия и ещё одна маленькая девочка играли с домиком куклы Барби, стоявшим на журнальном столике. На коленях у Сабины сидело двухлетнее дитя с соской во рту, а маленький мальчик, примерно в возрасте Юлиуса, играл с шариками на могучей пальме.