Чарльз Сноу - Поиски

— Постарайся придать своей физиономии самое нейтральное выражение, какое ты можешь, — сказала Одри, — и смотри мимо меня. Твоя жена с беспокойством наблюдает за нами.

— Я намеренно не разговаривал с тобой, — признался я.

— Правильно, — сказала она, — зачем ее тревожить.

Мы продолжали танцевать с пустыми и скучными лицами; вместо того, чтобы улыбнуться, она сжала рукой мое плечо.

— Где ты научилась этой технике? — спросил я.

— Чарльз тоже очень ревнив, — сказала она.

— Это довольно смешно.

— Тебе это никогда не приходило в голову?

— Любой бы тебя приревновал.

— Я не хочу выслушивать комплименты от человека, который любил меня после того, как я его оставила. Гораздо дольше, чем он думал. Во всяком случае, у нас не будет другой возможности поговорить, — сказала она. — Не будем тратить времени. Как ты живешь?

— Очень хорошо, — сказал я.

— Я так и думала. Когда вы вместе, это видно, — сказала она. — Странно, я никогда не подумала бы.

— Чего?

— Что ты женишься на такой женщине, как Рут. Она очень милая, слишком милая для тебя, дитя мое. Я думала, что твоя жена будет другого сорта.

— Чем-нибудь вроде тебя? — чуть-чуть поддел ее я.

— Кем-нибудь с большим количеством недостатков и гораздо более легкомысленной. Которая любила бы тебя в постели и не так уж уважала тебя.

— А вместо этого?

— Рут уверена, что ты великий человек. Сумасбродный, но удивительный. — Она опять сжала мое плечо, — я никогда так не могла бы думать. Даже если бы все на свете твердили мне это.

— Почему?

— О, ты умен, и я любила разговаривать с тобой, как ни с кем другим. Даже когда мы были вместе, было совершенно очевидно, что ты многого добьешься. Но я всегда думала о тебе… — она небрежно и с полным бесстыдством шепотом напомнила мне об одном случае, при одном воспоминании о котором я с трудом подавил смех. — После этого я уже не могла считать тебя великой и выдающейся личностью.

— Неужели это так важно?

— Важно, важно, — сказала она.

Мы молча протанцевали мимо Чарльза и Рут, которые тоже пошли танцевать. Рут посмотрела на нас.

— Как у тебя? — спросил я.

— У меня есть Чарльз. Который вскоре попытается завести роман с твоей женой. Она ему этого не позволит, но ей будет очень приятно, — сказала Одри.

— Было бы немножко тяжело, если бы он увел у меня и жену.

— Он оказал тебе добрую услугу, уведя меня, — сказала она. — Тебе так, как есть, гораздо лучше. Со мной ты был бы счастлив в тридцать лет и очень несчастлив в сорок. Если бы ты не бросил меня раньше.

— Не думаю, что я сделал бы это, — сказал я.

— Нет, — сказала Одри. — Боюсь, что ты не бросил бы. Но я неподходящая жена для деятельного человека. Я слишком быстро перестаю быть серьезной.

Опять мы молча разминулись с Рут и Чарльзом.

— А если бы я попросила тебя вернуться, — сказала она, — интересно, что бы ты сделал?

— Не знаю, — ответил я, стараясь попасть ей в тон, — наверно, ты сама бы не захотела.

— Вероятно, — сказала она.

— Что же ты собираешься делать? — спросил я. Мы говорили начистоту.

— Я связана с Чарльзом, — сказала она. — Было время, когда я думала уйти от него. Теперь я этого никогда не сделаю. Я связана с ним.

— Я так и подумал, — сказал я, вспомнив свое впечатление, когда она приехала три дня назад.

— Это не значит, что если бы я теперь впервые встретила тебя, то возражала бы против романа с тобой. Хотя я чаще увлекаюсь большими и глупыми мужчинами.

— А как Чарльз?

— Чарльз в таких случаях приходит в ярость. И некоторое время не изменяет мне. Мы привыкли друг к другу. — И вдруг она совершенно неожиданно сказала: — Артур, я благодарна тебе за это твое предложение. Ты проследишь, чтобы он довел дело до конца? Он будет лениться и придумывать себе извинения и уверять тебя, что работает, в то время как на самом деле будет стараться добыть деньги игрой в бридж. Ты ведь все это знаешь. Но ты будешь присматривать за ним?

— Буду, — ответил я.

— Ему ведь, ты знаешь, ужасно хочется создать себе имя. Если ему это не удастся, он станет еще хуже. А для меня будет невыносима видеть, как он стареет и все больше разочаровывается. Я же связана с ним на всю жизнь.

— Я позабочусь, чтобы он сделал приличную карьеру, — сказал я.

— Мы с тобой довольно странно провели время, — сказала Одри, — но так уж приходится.

Когда они уехали, Рут весь день была очень нежна со мной. Мы пили чай в саду, весело болтая и испытывая удовольствие от того, что мы одни. Мы были в том состоянии, которое наступает обычно после успешного приема гостей, когда вы прощаетесь с последним гостем, смотрите друг на друга и со счастливым облегчением вздыхаете.

— Очень приятные люди, — сказала Рут, допивая чай. Она полулежала в шезлонге.

— Думаю, что ты права, — сказал я, — хотя мне, естественно, трудно судить.

— Ты хочешь сказать, что друзья…

— Первых друзей всегда ценишь дороже, чем они на самом деле стоят. Даже если обнаружишь, что у них вообще нет никаких достоинств, все равно они тебе дороги.

— Мне очень понравился Шерифф, — сказала Рут.

— И Одри мне тоже понравилась, — добавила она. — Мне кажется, я могу понять, почему ты был в нее влюблен.

— Она была гораздо интереснее в двадцать лет, — сказал я. Это была только наполовину правда. Мне было приятно преувеличивать, и это была как бы месть за старое оскорбление. — Она довольно быстро сдала.

Рут кивнула. И потом торопливо добавила:

— И все-таки в ней все еще есть что-то такое, чего недостает другим женщинам.

Она хотела быть великодушной. Это было так мило с ее стороны. Она сказала:

— Я только думаю, достаточно ли она хорошая жена для Шериффа?

Я с удивлением глянул на нее.

— Я хочу сказать, — продолжала Рут, — что он мог бы добиться большего с другой женой, которая относилась бы к нему с большим вниманием.

Рут хотелось бы взять карьеру Шериффа в свои руки, подумал я весело.

— С ним было бы трудно любой женщине.

— Ты уверен? — спросила Рут.

— Он не обладает ни одной из серьезных добродетелей, — сказал я. — У него нет даже тех достоинств, которые помогают делать карьеру. Он нечестен. И в то же время он не бесчестен в общепринятом смысле.

Рут нахмурилась.

— Я не могу отделаться от впечатления, что ты о нем неправильно судишь.

— Большинство людей по его виду подумали бы то же самое, — улыбнулся я. — Помимо таких существенных и неосязаемых достоинств, как обаяние и живость, — сказал я, — о нем удивительно мало что можно сказать. Некоторые остатки благородства вперемешку с жульничеством. Несколько раз, бывало, он платил за еду, когда у него было очень мало денег, а у меня вообще не было. Он принимал горячее участие во множестве моих успехов и планов и никогда не проявлял мелочной зависти. Вот почти и все.