Видади Бабанлы - Когда молчит совесть

— Скажи-ка лучше, — грубо спросил он, — какая сила заносит тебя так высоко? На кого опираешься?

— На себя! И на непобедимую силу правды.

Бадирбейли как-то странно вздохнул, и в словах его послышалось притворное сочувствие, сожаление:

— Правдой не наешься и не напьешься, детка, не может она дать силу.

— А это от человека зависит, профессор. Один правдой и голод и жажду свою утолит, а другой растопчет ее…

— Что ты хочешь сказать?!…

— Мне кажется, комментарии излишни.

— Это невежливо!

— Вините себя, профессор, это ваши уроки, вежливости я научился у вас.

— Хулиган! Нахал! — взбесился Бадирбейли. Он весь трясся, нижняя челюсть дергалась. Видно было, что он ищет ругательства посильнее. От такого человека всего можно было ожидать, и Вугар, махнув рукой, спокойно пошел прочь.

Директор завода, держась за сердце, бледный, медленно ходил по кабинету. На приветствие Вугара он ответил чуть заметным кивком.

— Что с вами, товарищ Мохсумов? — заботливо спросил Вугар. — Сердце болит?

Потирая левую сторону груди, Мохсумов медленным, неровным шагом приблизился к нему.

— Сердце само по себе не болит, — с тоской и сожалением ответил он. Если заболело, значит, ему причинили боль…

Вугар уже догадался, что змеиный язык Башира успел ужалить директора. Чтобы подтвердить правильность своих предположений, он спросил:

— Какая же тому была причина?

— Трудно ли причину найти? — Мохсумов вернулся за стол, отпил два-три глотка чаю, давно стынущего на дне стакана, и, вздохнув, продолжал: — Те, кто намеренно идут на это, из ничего создают нервозную, напряженную обстановку.

— Но зачем, с какой целью?

— Цель простая — довести человека до инфаркта.

— А польза-то от этого какая?

— Очень большая! Скандалами, интригами они создают видимость деятельности и таким образом оказываются в центре внимания.

— И общественность закрывает на это глаза, да?

— А что делать? Одни здоровье берегут, другие считают ниже своего достоинства связываться с такими людьми.

— Короче: не тронь меня, не трону тебя, так получается? — иронически заметил Вугар. — Но это беспринципность! Равнодушие — главный враг нашего общественного развития.

— Равнодушие не только враг дальнейшего развития нашего общества, но и палач человеческого достоинства, паралич духа, нравственности.

— Да, — грустно согласился Вугар. — Жаль, что подчас авторитетные люди, которых мы называем маяками нашего общества, понимают это, но, к сожалению, закрывают глаза и тем самым способствуют распространению различных пороков… Парадокс какой-то!

— Ну, не все же такие!

— Взять хотя бы вас, вчера вы были другим человеком…

Мохсумов вдруг выпрямился, голос его, в котором до этого звучали жалобные нотки, стал серьезным:

— При чем тут, собственно, я? Почему вы приводите в пример меня?

Мохсумов нахмурился, лицо его потемнело.

— Потому что вчера вы давали мне обещания, говорили о деле, а сегодня держитесь за сердце, жалуетесь. Я чувствую, что намерения ваши изменились. Видно, вас здорово запугали…

— Меня? — удивился Мохсумов. — Кто же, по-вашему, может меня запугать?

— А тот, кто только что ушел отсюда…

— Кого вы имеете в виду?

— Бадирбейли.

— Где вы его встретили?

— У проходной. — Вугар испытующе посмотрел на Мохсумова. — Зачем он приходил сюда?

— Чтобы раскрыть наши, как он изволил выразиться, «контрабандистские» дела и возвестить о них всему свету.

— Контрабандистские?! Что он имел в виду?

— Вашу работу… — Мохсумов сделал паузу. — Мы, видите ли, тайно вам помогая, контрабандой занимаемся.

Вугар побледнел. Мохсумов стал его утешать:

— Да не расстраивайтесь вы, — будете так на каждый инцидент реагировать, никакого здоровья не хватит. Не дотянув до моего возраста, начнете за сердце хвататься.

Вугар махнул рукой:

— И так настроение ни к черту, этот бурдюк с ядом и меня успел ужалить.

— Вот и получается, что люди падают духом и волей-неволей закрывают глаза на подобные вещи. И, как вы сами говорили, таким образом нарушается общественная принципиальность.

— Ну, нет! — воскликнул Вугар, и Мохсумов почувствовал, как напряжены его нервы. — Общественная принципиальность нарушается, когда люди замыкаются в своем маленьком мирке и занимаются исключительно личной выгодой. Такие, как Бадирбейли, не только калечат отдельных людей, но препятствуют новаторству, прогрессу.

— А как быть, дорогой? Эти люди умеют хорошо маскироваться. На все у них есть веские аргументы. С пеной у рта твердят они об интересах народа, партии. Сама истина бледнеет рядом с ними…

— У нас в народе говорят: истина как стальная нить, какой бы тонкой ни была, ее не переломишь, товарищ Мохсумов.

— А еще говорят: кто правду скажет, тому папаху набок собьют…

— Пусть лучше папаху совсем с головы собьют, чем душой покривить…

— А это кто как считает. Есть люди, которым их положение дороже правды…

— Истина одна, ее нельзя на свой аршин мерить. С этим надо покончить раз и навсегда!

— Вы думаете, это так легко? Возьмем того же Башира Османовича. Я его больше двадцати лет знаю. Сам неоднократно был свидетелем, как Сохраб Гюнашли в научных спорах, что называется, затыкал ему рот и клал на обе лопатки как ученого… А он все такой же… Как кошка, — швырни ее с высоты на землю, и она на все четыре лапы становится.

— Выходит, мое предположение верно, — разочарованно произнес Вугар. Испугавшись Бадирбейли, вы переменили ваши намерения?

Мохсумов не на шутку обиделся.

— Вы второй раз бездоказательно обвиняете меня в трусости. Напрасно! Тысячу раз слушали мы кликушеские вопли Бадирбейли, выслушаем и в тысячу первый.

Вугар не ожидал, что разговор, который поначалу не обещал ничего хорошего, так закончится. А Мохсумов обрадовал его еще больше.

— Вчера, после встречи с вами, решением технического совета для вас выделена на заводе рабочая комната. И сам главный инженер назначен вашим консультантом по технологическим вопросам. Идите и начинайте спокойно работать…

Вугар, попрощавшись, направился к двери, но с полпути вернулся.

— Берегите ваше сердце, оно нам еще пригодится! — благодарно сказал он.

Башир Бадирбейли вернулся в институт злой и мрачный. Ссора с директором опытного завода и особенно «непочтительное» обращение с ним Вугара задели его самолюбие, и весь белый свет был ему не мил.

«Подумать только, какой-то сопляк смеет так разговаривать! Колко, едко! Нет сомнения, кто-то его подучивает. И не только Сохраб. Иначе откуда бы взялся этот надменный, высокомерный тон? Еще месяц назад от смущения глаз от пола не поднимал, двух слов связать не мог, а теперь, видите ли, разглагольствует не умолкая, лезет на меня нос к носу! И то, как срочно отправили на завод его работу и готовятся к проведению испытаний, все это, несомненно, подстроено, организовано. Но кем? Чья рука?