Видади Бабанлы - Когда молчит совесть

Наконец они подъехали к дому, где жила Зийнат. Расставаясь, она благодарно пожала ему руку и, стараясь подавить рыданья, произнесла:

— Спасибо… Вы сделали мне столько доброго, сколько родной брат не мог бы сделать…

Ничего не ответив, Сохраб печально и вопросительно поглядел на Зийнат, надеясь в ее измученных, покрасневших от слез глазах найти ответ. Зийнат поняла его взгляд.

— Этот негодяй — мой муж, — тихо сказала она. — Еще и года не прошло, как мы женаты. А он гуляет с женщинами… Сами видели с какими, — добавила она, запнувшись. Голос ее оборвался, слезы полились с новой силой. Помолчав, она продолжала: — Не знаю, может, я неправа, может, вела себя глупо… Ничего не знаю, но все-таки я отомстила ему, и теперь мне чуть-чуть легче…

Что мог ответить Сохраб? Где было ему, юнцу, разобраться в сложностях семейной жизни? Зийнат и вправду немного успокоилась. Достала из сумочки носовой платок, вытерла слезы и даже попробовала улыбнуться.

— Простите меня, братец Сохраб… — Она с трудом выдавливала слова, слезы снова заблестели в ее глазах. — Напрасно втянула я вас в эту историю. Испортила вечер, надо было самой управиться с негодяем.

— Вот и неправда! — возмутился Сохраб. — Я счастлив, что смог хоть чем-то помочь вам. Если я вам когда-нибудь снова понадоблюсь…

— Спасибо, спасибо, — прервала его Зийнат.

Торопливо попрощавшись с Сохрабом, она пошла прочь.

Дойдя до середины двора, снова вернулась, поцеловала его в лоб и убежала, скрылась в глубине двора.

— Почему ты молчишь, Сохраб, о чем думаешь? Или все еще не согласен со мной?

Голос жены вернул Сохраба к действительности, и он нехотя ответил:

— Все это неразумно, лишено здравомыслия. Ты знаешь, как мне неприятны подобные разговоры. Сводничество, посредничество — все это отвратительно и безнравственно! Я никогда не примирюсь с подобными вещами. Живи спокойно и не позорь нашу старость.

Но Мархамат-ханум продолжала упорствовать:

— Ты боишься! Ты просто боишься! Что тут позорного?

— Подумай хорошенько — и поймешь. Можем ли мы стать посмешищем в глазах людей?

— Но ведь я советуюсь с тобой!

— Вот я и советую тебе: оставь свою затею. Пойми, завтра же начнутся пересуды: профессор выдал дочку за своего аспиранта, а теперь тянет его, как не пособить родному?..

— Ты сейчас говорил о том, что парень и девушка должны полюбить друг друга и тогда можно вести речь о женитьбе. Ну, а если твой аспирант и наша дочка полюбят друг друга? Ты тоже не согласишься на их брак? Ведь завистники все равно найдут повод обливать тебя грязью. Так что же, по-твоему, бояться сплетен и вообще не выдавать дочку замуж?

— Зачем гадать заранее? Разве можно в жизни все предусмотреть? — Он замолчал и вдруг сказал решительно и категорически. До сих пор он никогда так не разговаривал с женой: — Мархи, вот мое последнее слово: выкинь из головы свою затею! В противном случае пеняй на себя. Запомни: это грозит нам серьезной ссорой…

Мархамат умолкла, знала: если Сохраб что-нибудь решил, его не переспоришь. Несколько лет назад, узнав, что жена его сосватала Зия Лалаева с Шойлой (к сожалению, это стало известно ему слишком поздно!), Сохраб долгие месяцы не разговаривал с женой. И до сих пор он стыдился ее поведения и, если приходилось к слову, не раз укорял. Вот и теперь, когда Сохраб сказал, что терпеть не может подобных вещей, Мархамат сразу поняла, что именно он имеет в виду. И, чтобы успокоить мужа, она вкрадчиво заговорила:

— Эх, дорогой мой, ну кто пожелает несчастья своему ребенку? Откуда я знаю, какого рода-племени твой аспирант? Конечно же я зря все затеяла. Как можно отдавать единственную дочку незнакомому человеку? Мне хотелось лишь узнать, как ты к этому отнесешься, клянусь жизнью, не было у меня других намерений. Разве я посмею что-нибудь предпринять без твоего согласия?

Гюнашли поверил ей. Но на сердце у него было тревожно и грустно. Воспоминания не отпускали его. Отвернувшись к стене, он закрыл глаза, притворившись спящим. И снова прошлое обступило его…

Сохраб ехал в Баку с намерением погулять, поразвлечься, а теперь вдруг потерял всякий интерес к развлечениям — ресторанам, театрам. Даже в кино ходить не хотелось. Что же случилось? Ведь Сохрабу тогда не исполнилось и двадцати лет, а когда, как не в этом возрасте, пользоваться всеми благами жизни? Виновата во всем оказалась Зийнат…

Проводив ее и вернувшись в гостиницу, он целую ночь не сомкнул глаз, ворочался, и ему казалось, что постель усыпана мелкими угольками. Он ощущал на лбу прикосновение ее губ, сухих и горячих. Зийнат неотступно стояла перед ним, красивая, молодая, то смеющаяся, то плачущая. До сих пор о таких женщинах он читал только в романах. А потом звонкий звук пощечины, драка. И этот омерзительный, наглый человек с черными курчавыми волосами…

Сохраб не мог забыть вечер, проведенный с нею, ее горе стало его горем.

На следующее утро он поднялся рано. Голова раскалывалась от тупой боли, тело ныло, словно всю ночь его избивали по меньшей мере тысяча человек. Преодолев слабость и разбитость, он оделся и вышел из гостиницы, быстрым шагом направился к дому, где накануне расстался с Зийнат. Часа три бродил Сохраб вокруг дома, заходил во двор — надеялся увидеть Зийнат. Он даже не вспомнил, что вот уже скоро сутки, как ничего не ел. Видеть Зийнат, говорить с ней, узнать, не обидел ли ее кто после того, как они расстались, — других желаний у него не было. Однако надеждам его сбыться не было суждено. Усталый, измученный напрасным ожиданьем, вернулся он в гостиницу, повалился лицом вниз на кровать и тут же уснул. Проснулся, когда уже начинало темнеть. Спустившись в буфет, он без всякого аппетита поужинал и снова отправился к дому Зийнат. И на этот раз безрезультатно! Но неудача не смутила его. Три дня подряд приходил Сохраб к дому Зийнат — утром, в полдень и вечером. Все напрасно! Наконец понял: оставаться дольше в Баку не может. Он спешно собрался и уехал к себе в село. Но и дома ни на минуту не забывал о Зийнат. В его воображении она с каждым днем становилась все прекраснее. Неужели это и есть любовь? Без конца задавал он себе этот вопрос и не мог на него ответить. Зийнат была единственной женщиной на свете, которой ему удалось познакомиться, чьей руки он касался, бережно ведя по улице. Он ощущал на своем лице ее взгляд, настороженный, то спокойный, то ласковый, то благодарный. Сердце переполнялось нежностью и благодарностью, дотоле им не испытанной. Она доверила ему сокровенную тайну: его, незнакомого, позвала на помощь, может быть, в самую трудную минуту. Как был он признателен ей за это!

Прошел год (он показался Сохрабу вечностью!), и не было в этом году ни одного дня, чтобы Сохраб не вспоминал о Зийнат, она заняла прочное место в его сердце. Желание снова побывать в Баку не оставляло его. Сохраб стал готовиться в путь…