Нариман Джумаев - Огонь войны (Повести)

Каджар говорил, что наши уже рвутся к Берлину. И кто знает, если бы не владел Никодимом Арсентьевичем страх все эти годы, может, он давно бы выбрался из плена, и был сейчас среди тех, кто идет на фашистскую столицу…

— Поесть бы чего, братцы, — мечтательно сказал кто-то рядом. — А то как в присказке — кишка кишке кукиш кажет.

Вокруг засмеялись. Медлительный басок отозвался:

— Зря волнуешься. Твоим кишкам этим делом долго еще заниматься придется.

Никодим Арсентьевич вспомнил, что в полотенце у него, обмотанном вокруг пояса, зашиты кусочки сахара, те самые, которые пожалел он Супрунову.

— Хлеба нет, — суетливо задирая рубаху и отыскивая концы полотенца, сказал Никодим Арсентьевич, — а вот сахару… немного, правда… сейчас я… Вот, берите, ребята, ешьте, — торопливо говорил Никодим Арсентьевич, раскладывая на грязном полотенце свое богатство. — Ешьте, я сладкого не люблю…

Над головами пропела и разорвалась в лесу мина.

— Миномет установили! — закричал Кемал.

— К бою! — скомандовал Каджар и побежал на свое место. — У кого оружия нет, бери колья!

Вторая мина упала совсем близко, осыпала притаившихся беглецов щепой и землей.

— Эх, была не была! Вперед, ребята! Круши их! Ур-ра-а!

— …а-а-а! — нестройно подхватили остальные и побежали за ним, стреляя на ходу, размахивая палками.

Никодим Арсентьевич бежал между деревьями и все никак не мог разглядеть впереди немцев. И вдруг увидел одного совсем рядом, в двух шагах. Он целился из винтовки куда-то в сторону. У него было красное мясистое лицо, белесые брови и глаза, — когда он обернулся, — голубые, еще не наполненные ужасом, просто сосредоточенные глаза. Ничего особенного в облике этого немца не было, но вызвал он у Никодима Арсентьевича такую злобу, такую ненависть, что он даже застонал, кидаясь вперед и обрушивая на мясистое лицо страшный удар. Нагибаясь за винтовкой, он увидел Кемала, который прислонился к дереву и целился куда-то. «Ага, — торжествующе подумал Никодим Арсентьевич, — теперь и у меня есть оружие».

И в это время что-то случилось.

Он видел винтовку, к которой тянулся рукой, знал, что Кемал еще не выстрелил, а только целится, что надо обязательно бежать вперед, идти на прорыв, иначе все они здесь погибнут… Но словно кипяток плеснули на голову. Он хотел выпрямиться, стараясь понять, что же все-таки произошло, стал падать навзничь и увидел красное, разгорающееся, как огонь, небо. «Ага, — с облегчением успел подумать он, — продержались-таки до заката».

Джугара — местный сорт злаков.

Палван — богатырь, силач.

Дехканин — земледелец, крестьянин.

Теньга — старинная монета, имела хождение в Бухаре.

Ага — дядя; обращение к старшему.

Бахши — народный поэт-импровизатор.

Яшулы — почтительное обращение к старшему.

— Проклятье!

— По местам! Молчать!

Тихо, собачьи свиньи!