Катажина Грохоля - Хьюстон, у нас проблема

Три года назад я накатал три тысячи двести километров и оторвался от всех остальных, хотя не во всех категориях, конечно.

Сторожка Маврикия находится почти на самой границе с Белоруссией, там не видно ни огонька, ни присутствия чего-то живого, на многие гектары простираются заливные луга – просто рай для коростелей, в Польше это единственное такое место. Увидеть эту птицу непросто, он только стрекочет, скрипит, как старая калитка, но попробовать можно. Вот мы и полазаем с биноклями, поснимаем.

Ехали мы неплохо, за Замбрувом кое-чего купили – водочку, запивку, колбасу, хлеб, фляки, самое необходимое. После Белостока попали в небольшую пробку, потому что там перестраивают то, что построили недавно, два года назад, но уже к ночи были на месте.

Люди добрые, это сказка просто! Уже как только съезжаешь с шоссе на проселочную дорогу – мир становится другим.

Косули шмыгают, только белая попка мелькает среди деревьев, птицы устроили вечерний гомон, соловьи заливаются песней, трясогузки заигрывают с машиной – задавит? Не задавит? Дрозды в гнездах сидят. Мир и покой живой природы – все совсем не так, как у нас, людей.

Я так это люблю.

Канарские острова должны учиться у нас, как нужно выглядеть.

Мы доехали до сторожки Маврикия и были счастливы, как дети.

На пороге нужно наклонить голову, чтобы лоб не разбить, но зато мы совсем одни и впереди несколько потрясающих дней.

Я бросаю сумку в комнату, в которой буду ночевать, вытаскиваю только спальник и иду помогать Маврикию.

Маврикий вообще характеризуется тем, что у него в машине есть все. И под этим «все» я подразумеваю ВСЕ.

Сначала он вынимает мешок – этот мешок прилагался к лендроверу и он фирменный, что Маврикий на протяжении многих лет специально подчеркивает. В мешке – подушка, спальник, простыня. Потом он выносит сумку, а мне глазами показывает на коробку, полную всякой рухляди, и я беру ее и несу за ним.

Ставим все это в кухне. Кухня вся деревянная, балки над головой, круглый стол посередине, сбоку – печка, изразцовая.

Мы снова идем к машине – еще две коробки, одна пластиковая, большая – беру, несу. Теперь сумка с продуктами. В багажнике еще много вещей, аккуратно упакованных, я вопросительно смотрю на Маврикия.

– Возьми только плитку и газовый баллон, нет, не этот, это запасной, когда кончится большой. Это не трогай, это флаг.

– Флаг?..

– Наш флаг. Каждый должен иметь при себе флаг. На всякий случай. Вдруг понадобится обозначить свою национальную принадлежность. Смотри.

Он разворачивает кусок ткани.

– С двуглавым орлом. Не особо-то он красивый, может быть, кто-нибудь все-таки придумает, как получше скомбинировать. Сочетание цветов с золотым орлом ничего, но в геральдике оно не считается правильным. У каждого должен быть флаг.

– А зачем… обозначать свою национальную принадлежность в лесу? – Я громко сглатываю.

– А тебе что, все заранее известно? Все, что будет? Если бы мы приехали третьего мая – мы бы его вывесили, – свернув полотнище, он убирает его в другую коробку. – Топор я тоже вожу с собой – на всякий случай. Если вдруг понадобится что-нибудь срубить или… ну ты понимаешь… Ведь никто не знает, в какие обстоятельства ему суждено попасть.

Я его, с одной стороны, понимаю, а с другой – не понимаю. Я топора с собой не вожу. И флага тоже. Я даже ринграф не вожу. А Маврикий бы точно возил, если бы ему досталась дамочка с когтями.

– Удлинитель, проводки для аккумулятора, электрогенератор – это все там, – Маврикий машет рукой в сторону большого брезентового свертка. – Уж это у тебя с собой тоже точно имеется.

Электрогенератор я, разумеется, ношу с собой в заднем кармане штанов, да. На всякий-то случай. А вот непромокаемый чехол для спальника – это неплохая штука, мне бы тоже пригодился.

Мы садимся в доме, бутылочка охлаждается, Маврикий распаковывается, отдыхаем.

Он открывает коробку, вынимает нож, вынимает хлеб, старательно завернутый, он привез его из дома, хотя по дороге мы купили свежий, и начинает его резать, чтобы он не испортился.

– Нож кухонный Gerlach, отличная сталь.

В ответ на это я достаю свой шикарный перочинный нож и начинаю резать помидоры. Он косится, но резать не перестает.

– Перочинный нож Victorinox, Swiss made.

– Газовая плитка Predom, на пропан-бутане, дата выпуска 1968 год, продукция польских инженеров. Я получил ее от отца одной девушки, с которой у меня кое-что было. Девушки уже нет, а плитка осталась. Мы недооцениваем отечественную продукцию. А ведь Патек был поляком – и кто об этом знает? Кудельский был поляком, а здесь никто даже не помнит его имени. А ведь он входит в швейцарский список ста самых выдающихся людей мира. Возьми еще тройник в машине, подключим газовую лампу.

Я вынимаю из своего багажа фонарик, беру ключи.

– Фонарик америанский Maglite, удобство и простота эксплуатации, – говорю я как бы между прочим и выхожу.

Возвращаюсь с тройником, Маврикий держит в руке лампу:

– Лапма-ночник на диодах, энергосберегающая.

– При свете которой любая женщина выглядит как зомби, – добавляю я, потому что про осветительные приборы знаю все.

– Так для этого она мне и нужна! – смеется Маврикий. – Чтобы не дать себя одурманить!

Мы зажигаем плитку, кладем сосиски в воду, я открываю бутылку, наливаю нам по одной.

– Будем! – мы чокаемся и выпиваем.

– Приборы столовые Solingen, – Маврикий кладет на стол нож и вилку.

Я тычу пальцем в свои ботинки:

– Исландия. Трекинговые. Культовые. Штурмовые. Самые лучшие, – я этими ботинками горжусь так, как мало чем. Маврикий должен был их заметить сразу, без напоминания.

Маврикий задирает свитер:

– Рубашка из спецмагазина, еще одна в запас, с вентиляцией спереди, длинная, чтобы не вылезала из штанов. А часы в металлическом корпусе с заводом, будильник встроенный, двойное время.

Я вынимаю из сумки очки и тыкаю ему ими в нос:

– Очки солнечные, титановая оправа Eschenbach. Легкая, легко починить в случае поломки.

Маврикий вынимает из своей бездонной коробки майонез, горчицу и кетчуп, ставит их на стол, а рукой показывает на другую коробку.

– А ты глянь туда, – говорит он. – Видишь этот термос?

Я вижу округлую крышку, сам термос в брезентовой сумочке.

– Термос, – с гордостью сообщает Маврикий. – Внутри стальной, снаружи стальной, очень красивый, сделан в Китае, потому что американцы давно перенесли свои фабрики в Китай, пожизненная гарантия при условии, что ты не будешь бить его молотком или камнем. Это «Stanley – since 1913». До восьми часов держит тепло – даже в условиях морозной Польши у тебя всегда есть горячий чай. Термос предполагает наличие женщины, потому что у него два стаканчика, – Маврикий возбужден и так рассказывает о своем термосе, будто собрался на нем жениться. Чехол фирмы Tatonka.