Алексей Кирносов - Простое море

— Когда я еще на военке служил, —припомнил Преполивановский, — был у нас старшина катера, Митрошкин по фамилии. Так он медные пятаки зубами гнул. Зажмет пятак между зубов и пальцем его кверху загибает. Проволоку перекусывал запросто. Я тоже пробовал — только зубы поломал.

— Стульторум инфинитис, — вздохнул капитан, облокотился на тумбу машинного телеграфа и стал смотреть вперед.

— Ага, — поддакнул Преполивановский. — Этот Митрошкин был чемпионом флота по штанге. Кра-а-сивый значок носил...

— Это черт знает что за чудовище, — вдруг сказал капитан и указал пальцем вниз, на палубу. — Когда вы за нее возьметесь, старпом?

Вдоль борта шла буфетчица Настя с тазом мокрого белья. Она прошла на бак, установила таз на брашпиле, по-хозяйски сняла с утки бросательный конец и стала натягивать его между вантиной и вентиляционной трубой гальюна.

— Сейчас начнет трикотаж развешивать, — вздохнул старпом. — Сколько раз уже ей говорилось, что флаги расцвечивания поднимаются на судах только по праздникам...

— Пропесочьте ее так, чтобы перья полетели, — посоветовал Сергей Николаевич.

— Какие там перья — ей все как с гуся вода, — сказал стартом, опуская стекло левого окна.

Настя продолжала развешивать белье. На ветру заполоскались сорочки, чулки, панталоны ядовитой химической расцветки и какие-то неопределимые дамские тряпочки. Старпом включил микрофон.

— Настя! — рявкнул он так, что та вздрогнула и выронила из рук боцманские кальсоны. — Вам сколько раз говорилось, что нельзя развешивать белье на палубе?

Настя подняла кальсоны, повернулась и закричала:

— Командовать каждый может, а сушилку освободить от всякого барахла у вас руки не доходят! На всех судах сушилки как сушилки, а у нас кладовку устроили. Совести у вас нет!

— Повесь в душевой! — крикнул стартом. — А на палубе чтобы этих флагов больше не было!

— В душевой места мало! — не сдавалась Настя.

— Хватит тебе там места. Говорю, снимай тряпки! После перепалки, продолжавшейся еще минуты две, Настя покорилась и, ворча, стала снимать белье.

Старпом выключил микрофон и, отдуваясь, сказал:

— До чего же склочная баба... Хотя, в сущности, она права. Сушилка предназначена для сушки белья — от этого никуда не денешься. Что там механики держат?

— Запчасти от вспомогательного двигателя и кое-какой инструмент. В машине некуда деть.

— В машину можно еще черта с рогами засунуть, — возразил старпом. — А кроме того, у них в трюме кладовка. Пусть в трюм положат запчасти.

— B трюм каждый раз лазить надо, — с усмешкой заявил капитан. — Это дело трудоемкое. А в сушилке все под рукой.

— И из-за их лени я должен вести эти баталии с Настей? Нет уж, слуга покорный. Прикажите стармеху сегодня же вынести оттуда свое железо. А то я боцмана настропалю — он сам все в машину поскидывает.

— Если бы вопрос упирался только в Настины удобства, я бы вам это сделать не позволил, — сказал капитан. — Но у нас матросы будут промокать насквозь при работе с вехами. Им надо где-то сушить обмундирование. Поэтому придется железо на время убрать в трюм. Можете передать стармеху такое мое приказание.

— С большим удовольствием, — облегченно вздохнул старпом. — Кажется, Славный на горизонте, — сказал он, посмотрев вперед.

Стартом взял бинокль, поднес его к глазам, подкрутил правый окуляр.

— Маяк уже видно, — сообщил он и положил бинокль. — Так что́ мы решили: сразу начнем работать или сначала сходим в Усть-Салму?

— Сходим в Салму. Надо посоветоваться с начальником участка, как он себе работу планирует. Может, он снял уже что-нибудь поблизости. У него ведь солидный катер есть. А торопиться нам некуда. Все равно домой еще не скоро попадем.

— Почему не скоро? — поднял брови старпом. — Я полагаю, что к субботе мы эту работу кончим.

— Вы только полагаете, — располагают другие.

— А в чем дело? Вы что-нибудь знаете?

— Тоже — полагаю... Определите-ка местечко, Николай Николаевич. Мне кажется, мы чуть правее фарватера идем. А здесь где-то есть затонувшее судно.

— Над ним должна веха стоять, — сказал старпом, посмотрев на карту.

— Должна, конечно. Только я ее не вижу. Веха вообще вещь ненадежная. Вы, как гидрограф, должны это знать...

Стартом вышел на мостик, взял три пеленга, вернулся и проложил пеленги на карте.

— Так я и думал, — сказал капитан, взглянув на линии, пересекшиеся несколько правее пунктира фарватера. — Возьмите три градуса левее. — Сергей Николаевич взял карандаш и поставил крестик впереди на линии курса.

— Отсюда повернем на Орловский мыс. Рассчитайте-ка время поворота. Минут, наверное, двадцать осталось...

Дав рулевому новый курс, старпом быстро прикинул на бумажке время, нужное для того, чтобы дойти до поставленного капитаном креста.

— Двадцать четыре минуты, — уточнил он. — Как раз в двенадцать повернем.

— А что, уже полдвенадцатого? — встревожился Преполивановский. — Тогда разрешите сходить вахту поднять.

— Иди. Только поживее, — разрешил старпом и принял от него штурвал.

Преполивановский потянулся, хрустко зевнул и выскочил из рубки.

— В понедельник в отряд приезжает комиссия из министерства, — заметил Сергей Николаевич.

— Не завидую тем, кто будет в базе в это время, — отозвался старпом. — До семи потов авралить придется.

— Вряд ли кто останется в базе к этому времени, — усмехнулся капитан. — Командир все суда по морям разгонит. Оставят парочку наиболее визитабельных. Чем меньше судов — тем меньше замечаний.

— Вот оно что! Теперь понятно, почему вы думаете, что в субботу мы не вернемся, — сообразил старпом. — А может, все-таки пустят? — спросил он.

— Безнадежно. Кому это надо, чтобы в базе стояло грязное, только что пришедшее с работы судно? Вот уедет комиссия — тогда пожалуйста.

— Никак не могу привыкнуть к таким комбинациям, — вздохнул Коля Бобров. — Показуха, очковтирательство.

— Все люди. Всем хочется жить спокойно. Ведь вы тоже иногда мне втираете очки? Не смущайтесь. Я знаю, что вы это делаете из лучших побуждений... Я, брат, многое понимаю, хоть я и не президент Академии наук.

Капитан улыбнулся и похлопал старпома по спине.

— Вы все еще сердитесь на меня за тот случай? — спросил Коля Бобров.

— Нет, я и тогда не сердился. Просто присматривался.

— Не согрешишь — не покаешься, — сказал стартом.

— Грешить при погрузке ацетилена — весьма рискованное дело. Такие грешники иногда каются непосредственно на небесах.

— Я везучий, — пошутил Коля Бобров. — Вот и рулевой возвращается, — показал он рукой. — Уже успел что-то на камбузе подхватить!

По палубе шел Преполивановский, искоса поглядывая на окна рубки. Он на ходу застегивал ватник и что-то торопливо дожевывал. Поднявшись на мостик, он несколько секунд потоптался у двери рубки, проглотил последний кусок и открыл дверь.