Виктор Пшеничный - Архангельские рассказы

Сосед, мой хороший приятель, чиновник областного управления охотничьего хозяйства, сказал мне, что доберётесь, мол, до деревни Кенды, а там спросите егеря Николая, его вся деревня знает, а он расскажет и покажет, где дорога, где изба, как добираться. Изба новая, озеро рядом, разберётесь, я ему позвоню. В аэропорту на острове Кего, на противоположном от Архангельска берегу, ждём самолёта на город Онегу. Хорошо виден город: деревья, набережная, железнодорожный мост, песчаный пляж вдоль набережной, бегут машины, по реке идут теплоходы. На краю лётного поля стоят наши набитые под завязку громадные зелёные рюкзаки. В рюкзаках в основном продукты питания: хлеб, консервы, колбаса, крупы, сахар, чай, водка, суп в пачках, картофель, печенье, сгущённое молоко, рыбацкие снасти. На лётном поле оживлённо — взлетают и садятся «кукурузники». Самолёты во все районы области летают стабильно по расписанию. В Онегу летят три борта в сутки, стоимость билета — пять рублей. Летай не хочу! Наконец объявили посадку. Забираемся в самолёт. Пассажиры сидят в два ряда лицом друг к другу, между ними на полу рюкзаки, сумки, чемоданы. Самолёт выруливает на взлёт, короткий разбег — и мы в воздухе.

Солнечно, погода отличная, внизу город, дельта реки, протоки, острова, протоки, острова. Пролетаем Северодвинск — и вот мы над лесом. Хорошо видны озёра, ручьи, речки. Лес исполосован гусеницами трелёвочников, лесные делянки и вырубки завалены брошенными перекорежёнными брёвнами, лесорубочными отходами. В воздухе мы меньше часа — и вот уже посадка.

На пыльном скрипящем автобусе добираемся до города Онеги. Городок в устье реки Онеги показательно провинциален и невелик. Через пару часов мы, уже в другом автобусе, едем вдоль Онежской губы Белого моря на север по грунтовой пустынной дороге. Редкие встречные машины густо пылят. В Кенде выходим из автобуса, осматриваемся. Обмелевшая, заваленная валунами река Кенда, по берегам большие, добротные бревенчатые избы, магазин, почта. Поразительное деревенское спокойствие и летняя безмятежность. По берегу, кое-где на отмели, лодки. До Онежской губы вниз по речке несколько километров.

Только стал я присматриваться, у кого бы расспросить, где найти нам егеря, как из-за здания магазина показался мужик средних лет в военной, цвета хаки, вылинявшей гимнастёрке и галифе, в резиновых сапогах. Он энергично махал нам рукой, гостеприимно улыбаясь, приглашая к знакомству. Поздоровавшись за руку, Николай повёл нас в дом, расположенный за магазином на берегу реки. Его жена, приветливая, спокойная женщина с пышными светлыми волосами, любезно пригласила за стол. Свежеиспечённые шаньги, уха из камбалок и наваги, варёные яйца, отварной картофель, солёные огурцы — радовали нас аппетитными запахами. Добавив на стол колбасы и бутылку водки из наших припасов, мы с удовольствием приступили к еде. Гостеприимные хозяева несколько насторожённо расспрашивали, что нас интересует, на какое время приехали, какая помощь нужна.

Когда они узнали, что нас интересуют только рыбалка и безмятежный отдых в лесу у озера, что мы не имеем никакого отношения к егерской госслужбе, супружеская пара заметно успокоилась, и лёгкая насторожённость в отношениях окончательно исчезла. После второй бутылки водки, выставленной хозяйкой, обед перешёл в ужин, дневные хлопоты, усталость дали о себе знать — стало клонить в сон.

Романтик Дима попросился спать на сеновале, меня уложили в летней пристройке на старинной железной кровати с блестящими шариками на спинке.

Утром, после завтрака, мы отправились по указанной нам дороге, которая незаметно перетекла в тропу, бегущую по росистому лугу, а когда мы вошли в лес, превратилась в скромную лесную тропинку, которая то выходила к берегу быстрой речки Кенды, то ныряла в густые лесные заросли в стороне от речного шума, а временами пропадала в густой траве и ягодниках.

Мы двигались на восток среди громадных разлапистых сосен и высоченных ёлок с толстыми замшелыми стволами. Тропинка перевита змеевидными корнями деревьев-гигантов. Мелколесья, подроста между ними почти нет. Местность холмистая, склоны холмов переходят в светлые прогалины и луговины, и поэтому идти нетрудно, и глазу свободно и радостно от волшебных картин заповедного леса. Вот тропа круто повернула вправо и выходит из леса на берег озера, и почти сразу видим светлые стены свежесрубленной избы, пахнущей сосновой смолой. Изба большая, с печью, нарами, столом, скамьями и полками для припасов. В ней спокойно переночуют шесть — восемь человек. Справа от входа к стене прислонились три длинных ошкуренных, высушенных и оснащённых берёзовых удилища. Рядом, в глубокой промоине с каменистыми берегами, быстрый шумный ручей, впадающий в озеро.

Если посмотреть с высоты птичьего полёта, то станет видно, что озеро Кенда и река Кенда — это один и тот же водный поток, который блуждая среди небольших пологих сопок, с едва заметным течением, и двигаясь в сторону Онежской губы Белого моря, прикидывается озером, а ближе к морю, на более крутых склонах, превращается в горную пенистую речку с шумливыми водопадами и загадочными омутами и плёсами, среди хаоса больших и малых камней. Рядом с избой в маленьком заливчике приткнулся к берегу небольшой плот из пяти толстых сосновых брёвен.

Вечером ужинаем на улице у кострища. Дымом от костра пытаемся отогнать комаров, любуемся небесными переливами света от незаходящего летнего солнца. Разговор вяжется вокруг географии этих мест: река Онега, Онежский район, соседняя Карелия, Соловецкие острова, Онежское озеро, город Петрозаводск, Кольский полуостров. Оказывается, Дима в детстве жил недалеко от этих мест на станции Чупа в Карелии, на железнодорожной ветке Ленинград — Петрозаводск — Мурманск. Мои детские годы тоже связаны с Карелией, с Петрозаводском, с местечком Лахденпохья на Карельском перешейке на Ладоге. Наши детские воспоминания о Карелии чудесно переплетаются с сегодняшними впечатлениями.

«Земляки по детству», — шутит Дима. «За земляков», — говорюя, поднимая стакан с вином.

Просыпаюсь рано. Над озером — редеющие полосы белёсого тумана. Спускаюсь к ручью, набираю воды в чайник, умываюсь. Вода ледяная, видимо, ручей подпитывают родники и подземные источники.

С вечера мы вместе с моим деликатным другом оговорили, что удочки есть, черви есть, каждый свободен в своих планах и действиях, встречаемся у избы ближе к обеду. Отправляюсь вдоль берега на восток к истокам Кенды по тропке, по которой пришли с запада из деревни. Медленно двигаюсь вдоль по берегу, выбираю удобные места, закидываю удочку. Рыба клюёт, но вяло. Несколько мелких окуньков и сорожек шуршат в пакете, закреплённом за брючный ремень. Вдруг на противоположном берегу в кустах какое-то движение — в остатках тумана между деревьями вижу приземистые силуэты людей, пригляделся — это бобры. Они на задних лапах вразвалочку ходят между стволов деревьев, останавливаются, что-то делают, опять переходят от дерева к дереву. «Да они завтракают», — догадываюсь я и сразу вспоминаю, что говорил сосед в Архангельске: егерь работает в бобровом заказнике, и изба построена для обустройства заказника. Увидев меня, бобры исчезли в прибрежных кустах. В последующие дни мы повсюду находили вблизи от воды следы работы бобров: заваленные набок осины с обглоданными на конус торцами стволов, кучи веток со следами острых резцов трудолюбивых животных.