Лю Чжэньюнь - Я не Пань Цзиньлянь

Тут Ли Сюэлянь прервала многословную речь Ван Гундао:

— Что касается Цинь Юйхэ, можете больше его не уговаривать. а если уговорите, то я сама с ним брак восстанавливать не стану.

— Так если ты не выйдешь за него снова, как доказать, что развод был фикцией? Как доказать, что ты не распутница Пань Цзиньлянь?

— Раньше мне хотелось что-то доказывать, а в этом году перехотелось.

— Ты доказывала это двадцать лет и тут заявляешь, что передумала — кто же тебе поверит?

— Разве я не сказала тебе, что в этом году я смирилась?

— Сестрица, чего ты такая упрямая? Раз ты так говоришь, значит, точно поедешь жаловаться. Может, я тебе по-другому объясню: если тебе до других дела нет, то ты хоть обо мне подумай. Ты же знаешь, каково мне приходилось эти двадцать лет. Я по твоей милости совершил ошибку, но, споткнувшись, смог подняться, и пост председателя суда достался мне нелегко. Если ты не поедешь жаловаться, я сохраню свое место, а если создашь неприятности, меня уволят так же, как двадцать лет назад уволили председателя Сюня. Так что моя карьера в твоих руках.

— Ну раз дело касается твоей карьеры, то можешь успокоиться. Я ведь только что сказала, что в этом году жаловаться не поеду.

Между тем Ван Гундао уже чуть не плакал:

— Сестрица, ну почему ты без конца обманываешь меня? Ведь мы с тобою родственники, неужели нельзя хоть раз поговорить начистоту?

— Да кто тебя обманывает? Я тебе правду говорю, а ты не веришь, — вспылила Ли Сюэлянь и схватила лежавшую на крыльце под финиковой пальмой сумку. — Раз ты все равно мне не веришь, то и время с тобой мне больше незачем терять. и вообще, мне еще нужно к дочери. Если вы намерены еще здесь задержаться, то, уходя, не забудьте, пожалуйста, закрыть ворота.

Ли Сюэлянь вышла со двора. Ван Гундао поспешно выскочил следом.

— Чего ты сердишься, я же просто как родственник тебя навестил. Да подожди же ты меня, я подвезу тебя на служебной машине.

Прошло всего три месяца с тех пор, как Чжэн Чжун приехал в эту провинцию, чтобы занять пост начальника уезда. Чжэн Чжун, пожалуй, был единственным среди чиновников, кто еще не испытал на себе каверзы Ли Сюэлянь. Но произошло это вовсе не потому, что ему была неведома ее репутация современной Сяо Байцай. Ведь из-за ее жалоб уже был уволен целый ряд чиновников, начиная с мэра города и заканчивая начальником уезда, председателем суда и так далее. Зная обо всем этом, ему казалось, что все эти руководители, однажды испытав укус змеи, теперь десять лет будут бояться колодезной веревки. Как говорится, у страха глаза велики. Виданное ли это дело, чтобы всех чиновников от городской до уездной управы держала под каблуком какая-то деревенская баба? Чтобы вся их жизнь зависела от нее? Когда слабое место оказывается во власти другого, и при этом нет никаких лазеек, то ни о какой спокойной жизни говорить не приходится. Стабильность важна, гармония тоже. Но ни стабильности, ни гармонии таким способом не достичь. Это все равно, что общаться с террористом, когда у тебя нет пути к отступлению: при любой попытке убежать он будет выдвигать новые условия и так без конца. Никакие переговоры здесь не подействуют. Новому начальнику уезда казалось, что руководство всех упомянутых инстанций проявляло чрезмерную уступчивость. Но иногда требуется применить жесткость, пусть что-то разлетится в прах: если террорист готов открыть огонь, надо позволить ему сделать это. Разумеется, произошедшее двадцать лет назад, когда с постов слетели мэр, начальник уезда, председатель суда и другие руководители, считалось взрывом. Но поскольку этот взрыв уже прогремел, сейчас бояться нечего. Там, где уже произвели чистку, снова увольнять никого не будут, бомба не падает дважды в одну и ту же воронку.

Про Чжэн Чжуна, кроме вышесказанного, можно добавить, что, работая первым замом начальника в другом уезде, ему не раз приходилось сталкиваться с прошениями и жалобами, так что опыт у него по этой части имелся, при том, что дела там были посерьезнее, чем жалоба Ли Сюэлянь. Когда в уезде планировали построить индустриальный парк, то у одной из деревень отняли под него больше двухсот му [17] Му — мера площади, соответствует 667 кв. м. земли. Органам власти никак не удавалось достичь соглашения с крестьянами по вопросу компенсации. в результате из деревни стянулись тысяча с лишним мужчин и женщин, которые устроили молчаливую забастовку перед входом в уездную управу. Десять раз начальник уезда Лао Сюн вступал переговоры с их представителями, но все безрезультатно. Между тем народу собиралось все больше. Тогда Лао Сюн обратился к мэру города Ма Вэньбиню, спрашивая разрешение на применение полицейских сил. Ма Вэньбинь был краток:

— Принять надлежащие меры.

Сложная обстановка довела Лао Сюна до больничной койки. в связи с этим все дела свалились на голову Чжэн Чжуна. Чжэн Чжун понимал, что болезнь Лао Сюна — всего лишь притворство, он просто хотел спрятаться от всех этих передряг. Но у Чжэн Чжуна имелись свои соображения. Приняв пост, он уже ни у кого разрешения не спрашивал, а просто вызвал в зал заседаний уездной управы нескольких предводителей возмущенных крестьян на одиннадцатый раунд переговоров. Войдя в зал, те натолкнулись на большой наряд полицейских. Без лишних разговоров полицейские повалили вошедших на пол, надели на них наручники, закрыли им рты и через черный вход вывели под конвоем. Узнав о том, что их предводители задержаны полицейскими, толпа перед входом стала совсем неуправляемой. Народ вломился в здание, стал бить окна в кабинетах, три машины, стоявшие рядом с управой, были опрокинуты и подожжены. а Чжэн Чжун того и ждал. Крушившие все и вся крестьяне вскоре обнаружили, что со всех сторон к ним стали стягиваться полицейские. Их становилось все больше, и вскоре можно было насчитать триста-четыреста человек. Некоторые из полицейских имели при себе огнестрельное оружие, другие же были вооружены дубинками. Чжэн Чжун подтянул сюда все имеющиеся в их уезде силы. Произошло столкновение крестьян с полицейскими, в результате Чжэн Чжун отдал приказ стрелять в воздух. Едва раздался выстрел, все тотчас бросились врассыпную. Две шальные пули ранили двух убегающих крестьян. Беспорядки прекратились. Арестованных представителей, которые приходили на переговоры, выпустили на свободу. Семь-восемь особо разбушевавшихся главарей получили наказание от трех до пяти лет лишения свободы за «нарушение общественного порядка», «создание помех государственным делам» и «умышленное причинение вреда государственной и частной собственности». Власть выплатила народу компенсацию по изначально назначенной цене, крестьяне получили деньги, и возмущаться больше никто не осмеливался. в результате, тотчас началась реализация проекта по строительству индустриального парка. Чжэн Чжун получил внутрипартийный выговор за ранненых во время столкновения крестьян. Мэр города Ма Вэньбинь, который раньше не был близко знаком с Чжэн Чжуном, благодаря данному инциденту проникся к нему большой симпатией. Ему понравилось не то, что в результате действий Чжэн Чжуна были ранены люди, а то, что, столкнувшись с проблемой, он не стал спрашивать разрешения, а осмелился все взять на себя. Другими словами, он не побоялся ответственности. Поэтому спустя год, когда начальника уезда провинции, из которой была Ли Сюэлянь, перевели на другую должность, Ма Вэньбинь распорядился о том, чтобы на освободившийся пост послали Чжэн Чжуна, несмотря на наказание. Когда к Чжэн Чжуну пришел председатель суда Ван Гундао, чтобы с кислым выражением лица доложить ситуацию относительно Ли Сюэлянь и выразить свои опасения по поводу ее действий, это совершенно не смутило Чжэн Чжуна.