Лю Чжэньюнь - Я не Пань Цзиньлянь

— Тетушка, я согласен, что большой начальник не будет приглашать просто так, тем более в такое особое время. Пусть это Хунмэньский пир [21] Хунмэньский пир — метафора, означающая «пир со злым умыслом», истоки выражения уводят в историю Циньских времен и касаются отношений предводителей восставших Сян Юя и Лю Бана, оспаривавших друг у друга власть над Поднебесной. , но ты сегодня должна на него сходить.

Ли Сюэлянь прямо остолбенела:

— Что это еще значит, вязать меня будешь?

— Да как я на такое осмелюсь! Я пришел умолять тебя, ради всех остальных, ради меня.

Сделав паузу, он добавил:

— Я ведь к этому вообще никак не был причастен. Но всякое случается, сегодня вот приглашать тебя в ресторан выпало на мою голову.

Он снова сделал паузу.

— Я знаю, что мэр хочет отговорить тебя от жалобы. Ты от этого не в восторге, я тоже. Но это твое личное дело, а вот решение, пойти в ресторан или нет, напрямую касается меня. Главное, чтобы ты пошла, а уж какой скандал ты там устроишь, это меня уже не касается.

На секунду он снова остановился, затем продолжил:

— Тетушка, у тебя дело о-го-го какое важное, я же человек маленький, а ты привыкла общаться с высокими чинами. не втягивай и меня в это из-за какого-то обеда. Ведь если ты сейчас не проявишь милосердия, я распрощаюсь нахер со своим местом и не видать мне никакой карьеры, улетучусь как дым.

Через секунду он снова добавил:

— На мне к тому же сейчас и старые, и малые в семье. Моему батьке, который приходится тебе старшим двоюродным братом, уже за восемьдесят. Лежит дома весь перекошенный с тромбозом головного мозга, не знаю, сколько ему еще осталось. Так что, тетушка, если тебе меня не жаль, то пожалей хоть моего отца.

Перегородив выход к воротам, он оттопырил зад и, обхватив одной рукой кулак другой, начал отдавать Ли Сюэлянь малые поклоны. Та даже прыснула со смеху и дала ему затрещину:

— Ты же все-таки начальник, а нахал еще тот. Как бы обед не обернулся Горой мечей [22] Гора мечей — по буддийским преданиям, утыканная мечами гора в загробном мире, на которую бросают грешников. , но так уж и быть, схожу.

В этом селе уже привыкли, что всем всегда доставалось от Лай Сяомао, и никто бы не осмелился поднять на него руку, разве только какой-нибудь храбрец. а тут, получив оплеуху, Лай Сяомао прикрыл голову, да еще и засмеялся:

— Ах, тетушка, вот и замечательно. Как говорится, «Отложив нож, сразу станешь Буддой».

И, без ума от радости, он повез Ли Сюэлянь на своей «Сантане 3000» в село.

Увидев мэра Ма Вэньбиня, Ли Сюэлянь стала намного учтивей. Причина такой учтивости было не в том, что Ма Вэньбинь занимал пост мэра, а в том, что он носил очки в золотой оправе и выглядел как настоящий интеллигент. Да и в разговоре он был вежлив, любую фразу предварял улыбкой: скажет что-нибудь, улыбнется — его манера общения очень располагала. в такой утонченной обстановке было не резон сразу устраивать скандал. Но что еще важнее, говорил он весьма здравые вещи. Если другие в разговоре ограничивались одним доводом, да и то неубедительным, то он строил из своих доводов целую пирамиду, и в каждой его фразе звучала железная логика. Пока что Ма Вэньбинь не поднимал вопрос о жалобе, а вместо этого завел разговор на отвлеченные темы. и этот простой разговор не выглядел как допрос. Сначала он справился о домашних делах, узнал, сколько в семье домочадцев, кто чем занимается, тем самым выведав информацию частного характера. Подобная тактика беседы в таких ситуациях может стать главным козырем. Указывая на скромную обстановку ресторанчика, он обмолвился, что и сам родился в деревне, он помнит, как бедно они жили, как больше всего на свете ему хотелось вдоволь наестся как раз вот такой бараньей похлебки из этой харчевни. Но для него это была непозволительная роскошь. Каждый день после школы он бежал к харчевне и, приоткрыв дверь, заглядывал внутрь. Однажды он увидел там мужика, который заказал целых три тарелки с бараньей похлебкой. не осилив до конца третью тарелку, он поманил к себе Ма Вэньбиня. и когда он подошел к нему, мужик сказал: «Прогавкай три раза, и я тебе отдам, что осталось». Ма Вэньбинь прогавкал, и мужик пододвинул ему тарелку с остатками похлебки, которую Ма Вэньбинь и прикончил. Этот рассказ всех насмешил, Ли Сюэлянь тоже посмеялась. Потом все навалились на лепешки с похлебкой. Ели с аппетитом и от души, так что атмосфера за столом стала еще теплее. Ма Вэньбинь также рассказал о том, что в детстве он был очень честным мальчиком и никогда никого не обманывал. Его младший брат, который был посмекалистей его, стал им из-за этой честности помыкать. Пропадет что-нибудь в доме, а младший брат каждый раз все спихивает на него, пропадет баран — снова во всем обвиняют Ма Вэньбиня. а он никак не мог оправдаться и переспорить брата, поэтому каждый раз ему доставалось от отца. в такие моменты Ма Вэньбиня больше всего удручало, что его правдивым словам не верили, в то время как лживые россказни брата принимали за истину. и тут Ли Сюэлянь, которая прониклась его рассказом, не удержалась и брякнула:

— Вот и я жалуюсь по тому же поводу. Как можно абсолютную ложь принимать за правду? и почему никто не верит моим правдивым словам?

Дождавшись момента, когда Ли Сюэлянь сама поднимет эту тему, Ма Вэньбинь ухватился за хорошую возможность и заговорил о ее жалобе. Он не сразу перешел в наступление на Ли Сюэлянь, а для начала осудил сидящих за столом начальника уезда Чжэн Чжуна и председателя суда Ван Гундао. Кстати, он пригласил их именно для этой цели. Ма Вэньбинь критиковал их за упрощенный подход к делам, за то, что они стояли в оппозиции к народу, забыв, что являются его слугами, за то, что у них как у чиновников сложились хозяйские замашки и, что еще хуже, при рассмотрении вопросов они не верили простому народу. «Недоверие массам оборачивается недоверием к конкретному человеку, между тем нужно уметь ставить себя на место других. а то вышло так, что человек в течение двадцати лет упорно жаловался, потратив на это свои лучшие годы, пока не поседел. Разве она бы так упорствовала, если бы ее зря не обидели? Коснись это вас, как бы вы поступили?» Его слова растрогали Ли Сюэлянь, похоже, впервые в жизни она встретила такого понимающего человека. Кто это сказал, что во власти нет достойных чиновников? По крайней мере, один такой попался. Начальник уезда Чжэн Чжун и судья Ван Гундао, попав под раздачу, сидели все красные, то и дело кивая и повторяя:

— По возвращении напишем объяснительную, напишем объяснительную.

Кончилось тем, что Ли Сюэлянь разжалобилась и обратилась к Ма Вэньбиню:

— Не одни они виноваты.

Помолчав, она добавила:

— Они как чиновники делают свое дело, у них свои проблемы.