Лоранс Коссе - 31 августа

Звучало это искренне.

— Смотрите, как платье вас меняет, — взволновалась продавщица. — Вы стали совсем другой.

Из зеркала на Лу смотрела незнакомая девушка — высокая, с тонкой талией, с узкими бедрами. Ей вспомнилось, как мать говорила ей, сокрушенно покачивая головой: одежда и прическа — это пятьдесят процентов внешнего вида, надеюсь, когда-нибудь ты вспомнишь мои слова.

Наверно, я не носила платьев со времен первого причастия, сказала себе Лу. Юбка, развевающаяся не в такт шагам, мягкие волны у ног напомнили ей о давно забытых радостях. Внезапно она решила зайти в парикмахерскую, на той же стороне улицы. Культу красоты служили три женщины, блондинки в белых брюках и халатиках, все они были заняты своей работой, стояли перед зеркалами за спинами клиенток, но встречал пришедших мужчина. Он был небольшого роста, в провансальской рубашке с узором на черном фоне.

— Химию? — спросил он, увидев ее взъерошенные кудри.

— Как раз наоборот, — сказала Лу. — У меня волосы сами вьются, так было всегда, и мне надоело. Хочу распрямить волосы и стать блондинкой.

Самая светленькая из трех женщин подошла к ней, чтобы глянуть опытным глазом. Лу провела левой рукой по лбу, показав, какой длины должна быть челка.

— Понимаю, — кивнула парикмахерша, — как у леди Ди.

— Нет, нет, — поспешно сказала Лу.

— Да, — повторила дама. — То, что вы показываете, это стрижка леди Ди, сейчас все просят такую, вам очень пойдет. Давайте вымоем голову, нет, вот сюда. Из вас мы сделаем более пепельную блондинку, не такого соломенного цвета, как у Дианы. Блондинкой нужно становится постепенно, чтобы вашему окружению и вам самим легче было привыкнуть. Успеете еще стать блондинкой цвета Мэрилин Монро, — добавила она тоном, который говорил: это стоит того.

Пятьдесят процентов, это как минимум, повторяла себе Лу в последующие часы, поглядывая на свое отражение в витринах. С этой прической и еще в платье я изменилась даже на шестьдесят, шестьдесят пять процентов.

Она почувствовала себя еще более одинокой, бесконечно оторванной от привычной жизни. Следующим шагом будет амнезия, сказала она, понимая, что вот-вот переступит эту грань.

Амнезия или раздвоение личности? Одна, та, что живет днем, — обо всем забывает. За несколько недель она все забыла. Другая помнит. Та, ночная, что лежит с открытыми в темноте глазами. Посмотрим, сказала про себя Лу. Может быть, эти двое сумеют понять друг друга.

В Венсене она купила "Фигаро" и "Либерасьон". В Сербии партия Милошевича уверенно шла к победе на выборах. Банк "Лионский кредит" постепенно улаживал свои финансовые проблемы. Покончено с издевательствами над новичками в Школе искусств и ремесел. Сеголен Руаяль 3 3 Сеголен Руаяль — французский политический деятель, в правительстве Л.Жоспена занималась вопросами школьного образования. бросает грозные взгляды, школяры только пожимают плечами.

Ни слова о погибших в тоннеле Альма и о трупе в Обервилье. Ни слова, по-прежнему ни слова.

Лу впервые в жизни съела шведский сэндвич, с зернистым хлебом. Мне захотелось его попробовать из-за нового цвета волос, предположила она. Под солнечными лучами она прошла весь Монтрёй, не упуская случая полюбоваться светленькой девушкой, которая так уверенно шагала вперед своей дорогой.

Через два дня она пришла в Бекон-ле-Брюйер. Двигаясь против часовой стрелки, она обогнула пол-Парижа, ночевала в Роменвиле, в Клиши, загорела, сбросила добрых два килограмма, слегка успокоилась и сотни раз успела задать вопрос: "Вам не нужна продавщица (кассирша, официантка)?"

Хорошая погода установилась окончательно. Снова можно было видеть загорелые плечи. По правде говоря, Лу не была расположена идти пешком ни через Пантен, ни через Обервилье. На метро ехать тоже не хотелось, в Пре-Сен-Жерве она села на автобус, идущий по кольцу, и вышла только после Сен-Дени, в Сент-Уэне.

И снова пошла пешком, от двери к двери, снова искала работу и урывками читала газеты. И наконец в четверг, в половине двенадцатого, несолоно хлебавши, не зная, куда податься и что делать дальше, она села на скамейку в парке Бекона и почувствовала, что у нее нет больше сил. Она откинула голову назад, на спинку скамейки. Солнце жарило по-настоящему. Она закрыла глаза.

Вокруг щебетали птицы и дети. Пахло каштанами, собаками и старым песком. Звонила ли Анжела в Вирофле, беспокоясь, куда она пропала? Заходил ли к ней Ивон? Возможно. Может быть, они посчитали, что нет необходимости обращаться в полицию: вряд ли там рьяно возьмутся за поиски взрослой девушки в здравом уме, которая вольна делать все, что ей вздумается. Ивон, конечно, ничего не сказал о короткой записке, оставленной на столе, — ему не слишком приятно вспоминать о ней. Но, рассуждая логически, из этой записки он должен быть заключить, что Лу не бежала со всех ног от какой-то опасности.

Подождем, решили они. "Она вернется", — говорила Анжела. "Может, и нет, — думал Ивон. — Она что-то скрывала". "Ей необходим был отпуск, она ужасно вымоталась", — вспоминала Анжела.

Если только они увиделись. Потому что Ивон мог очень болезненно воспринять ее отъезд, мог озлобиться, смотреть бирюком и ни с кем не разговаривать, даже с самим собой.

Ай, вскрикнула Лу, прерывая свои размышления. Малыш на трехколесном велосипеде с довольным видом глядел на пробоину, которую проделал его бампер у тетеньки в ноге. Лу схватила его за руку. Он ее укусил. И тут же голова его дернулась от сильной затрещины. "Ах ты, ах ты…" — заорала огромная бледная женщина, ее волосы были спрятаны под косынкой, завязанной на затылке.

— Не бейте, не надо, — сказала Лу.

— Еще чего! — взревела женщина. — Паршивец такой!

К ним подошли еще десять малышей и уставились на кровь, стекавшую по ноге Лу.

— Живо домой! — закричала толстая дама. Она взяла Лу за локоть и помогла ей подняться. — Пойдемте ко мне, я обработаю вашу рану, — распорядилась она.

Возражать было бесполезно. Ну и хорошо, Лу уже надоело управляться одной. Хоть бы кто-нибудь взял ее за руку и сказал: "Сюда". Больше ей ничего и не нужно.

Вся орава устремилась в подъезд обветшалого здания, рядом со сквером.

— Это все ваши дети? — спросила Лу.

— Есть мои, есть чужие, — сказала дама. — Этот — мой, самый ужасный, — уточнила она, поддав коленом мальчику с велосипедом, а мальчик в ответ пнул ее ногой.

— Сколько ему? — из вежливости спросила Лу.

— Не помню, — проворчала женщина. — Знаю только, что не дорос до школы, иначе, не сомневайтесь, я бы тут же его сбагрила.

Лу увидела, что на самом деле все дети были очень маленькими, не старше двух-трех лет.

Войдя вместе с ними в квартиру, она чуть не оглохла — такой стоял ор. Два крупных младенца, вцепившись в прутья кровати, визжали безостановочно.