Александр Новгородцев - Анимация от Алекса до Я, или Всё включено

Одним из первых аниматоров, попробовавших эту идею на практике, оказался Алекс.

В отеле уже давно отдыхала «жаркая» дамочка, которая вписывалась в категорию молодых мамаш. Опять же множество официантов увивалось за ней, но она вела себя достаточно целомудренно, несмотря на страсть к коротким юбочкам и глубоким вырезам. Сложена она была изящно-спортивно, и мамашу в ней смог бы заподозрить только въедливый наблюдатель, увидев её с ребёнком, мальчуганом Максимкой лет пяти. До того вечера я позволял себе изредка любоваться красивой женщиной, как аскет, не лишённый эстетических потребностей, принёсший обет воздержания. Но, как это водится в последний день отдыха, мамаша решилась испробовать другие виды удовольствия, кроме стандартного набора из фитнеса, шопинга и гастрономических дегустаций. И кто я такой, чтобы встать на её пути с решительным нет, размахивая белым флагом безбрачия и попирая романтический настрой женщины в самом соку, созданной природой, чтобы любить. «Homo sum: humani nihil a me alienum puto», — как говаривали древние мудрецы, обмахивая себя тисовой ветвью, отправляясь на свидание с замужней женщиной. Я также относил себя к homosapiensam и не чурался ничего человеческого. Молодая плоть слаба перед красотой, в чём убеждался уже неоднократно. Поэтому, когда неожиданно для меня после мини-дискотеки поступило предложение от Виктории сходить к морю, проверить температуру воды, я не стал теряться. Не я, так кто-нибудь другой не остался бы сегодня в накладе. А так как, опять же в силу субъективного эгоизма, свою персону я ценю больше других, согласился с её выбором спутника на ночь и назначил место встречи на пляже, сразу за пирсом Роуз отеля.

После шоу, предугадывая, что мы не ограничимся только измерением морской температуры, а будем проводить исследования по повышению температуры человеческих тел в момент определённых внутривидовых-физиологических процессов, я сбегал до комнаты, навёл марафет и приготовил для зажжения свечи, которые запасливо взял с собой в чужеземную страну, непонятно с какой целью. Теперь эта цель чётко обозначилась, в виде силуэта приближающейся Виктории поднимающего энергию кундалини вверх.

Охрана за ней не следила — отдыхающие часто выходят окунуться во время дискотеки, и верблюжьи сыны успевают отслеживать только самых пьяных, иногда физически не допуская их к воде, во избежание несчастных случаев. Походка была столь же волнующей, как и её обладательница. В коротком, обтягивающем, но элегантном платьице, без намёков на откровенную пошлость, как написал бы каждый полюбовник, будь он на моём месте, не желая очернять объект своего эгоистичного влечения, Виктория была весьма привлекательна и желанна. Мы насладились кинжальным танцем прелюдии, прогулявшись вдоль темнеющей береговой линии. Песок холодил стопы, но эта прохлада нивелировалось бушующим пламенем, от лёгких прикосновений и откровенных прижиманий тела, будто обжигающих огнём. Жаждущий и распалённый, проговаривая слова анти-увольнительной мантры, до этого момента, работавшей безотказно, я повёл дамочку в бичсарай. Зажжённые свечи, фруктовые заначки и вино, которое благодарные отдыхающие оставили в подарок, пришлись как нельзя кстати, скрашивая неказистость апартаментов. Но в тот момент неказистых стен сараюшки для меня и не существовало. Весь я был там, в глазах Виктории, горел и трепетно оживал, словно и не было других ночей с другими барышнями. Словно это была первая Ева, моя первая Джомолунгма или европейская вершина Монблана.

Среди ночи, когда свечи уже прогорели, а мы всё ещё не насытились друг другом в полной мере и утоляли внезапную жажду вином в полумраке номера, в сарай постучали. Где стучат, было не очень понятно, поскольку вся конструкция мелко загудела. Я сделал знак Виктории не нарушать тишину, а сам прислушался. Стучали по соседству и требовали открыть дверь, если я правильно перевёл слово «ачар».

Голоса определённо чужие. Кто это? Нарко-контроль, пляжные террористы, дельфины-смертники, разучившие пару фраз на турецком и сумевшие их озвучить, или вернувшиеся из отпуска гастарбайтеры, чьи владения мы заняли. Шум продолжался добрых пять минут, пока я не услышал заспанный голос Мустафы, недовольно отвечающий голосам через дверь. Требования открыть дверь повторились. Мусти, как слышалось из ворчания, с большой неохотой открыл, и после краткого затишья, раздался скрежет вновь запирающегося замка, топотанье возле дверей, луч фонарного света мелькнул под порогом, и неожиданные визитёры удалились.

Часом позже я вышел проводить Викторию и наткнулся на хромающего по песку мистера Боба, передвигавшегося в нашу сторону. Встречи уже было не избежать, и я кивнул ему, чтобы не играть в шпионский фарс неузнавания. Боб выглядел крайне ошарашенно, словно узрел воочию над моей головой нимб небожителя или отчётливо вспомнил, как в прошлой жизни он попал в чан к бобоедам-каннибалам. Скорее всего, первый вариант, ибо смотрел он на меня как на покойного дедушку, чей пепел развеивал лично над мёртвым морем. Я спросил, всё ли нормально, он как-то вяло отреагировал, словно его эмоциональная батарея разрядилась, и он разочаровался в перипетиях жизненных коллизий…

Не успела волна сна затопить меня девятым валом, как буквально тут же прозвенел звонок будильника на побудку. Йапыстырджи! Разлепляя сонные веки, позасыпанные невидимым песком и баюкая ещё тяжёлую голову, наполненную ватой с битым стеклом, я отправился в отель. Пляж ещё только заполнялся, часто можно было видеть обычную картину, как одни дисциплинированные туристы заранее помечают лежаки полотенцами и идут завтракать, тут подходят менее окультуренные особи, уже совершившие утренний приём пищи, и скидывают чужое полотенце куда подальше, устраиваясь с комфортом под лёгким освежающим ветерком.

Обычно, если ночной сон не отличался необходимой продолжительностью, то я первоначально падал с пирса в море, а потом уже заходил в Розу. Необыкновенно освежало, соль, проникая через поры кожи, восстанавливала минеральный баланс, и затягивание тела в тёмный омут слабости прекращалось. Вокруг меня тем же проверенным способом освежались жертвы вчерашних попоек. Чуть ли не на четвереньках подползая к пирсу или кромке берега, мучимые головной болью и утратившие цвет лица до зелёно-белых тонов, через четверть часа они становились огурчиками и уже вприпрыжку скакали к бару, начать новый день с кружки хорошего кофе, разбавленного ромом.

— Мус, кто вчера приходил? — спросил я у сицилийца пицееда, небритого в честь антипереселенческих репрессий.

— Секьюрити, — ответил Мустафа.

Оказывается, кто-то дал информацию, что один аниматор, без уточнения кто именно, привёл к себе туристку, и охранники притопали из отеля, провести арест.