Таня Валько - Арабская дочь

В этот момент что-то падает Марысе под ноги. Девушка опускает руки вдоль одеревеневшего тела и наклоняется над окровавленной головой Лейлы. Впервые с детства она показывает лицо без никаба. Ее красивые, черные как уголь, а теперь затуманенные глаза не выражают страха, в них застыло веселье. Вживленные волосы оторвались от черепа и висят сбоку, как скальп. Лишь изгиб губ говорит о шоке и испуге, а сожженная кожа отвратительно, неестественно скукоживается. Сорванная осколком щека открывает челюсть и здоровые зубы молодой девушки.

Марыся падает без сознания рядом с останками кузины.

В своем красивом доме в Сане Марыся и Хамид вместе завтракают, с удовольствием уплетая приготовленную бабушкой стряпню, которая по-прежнему встает с первыми лучами солнца. Пожилая женщина говорит, что под старость человеку не требуется столько сна и что она привыкла рано просыпаться. Марыся, однако, знает, что бабушка попросту хочет облегчить им жизнь и поэтому ежедневно по утрам печет свежие булочки и заваривает любимый колумбийский кофе. Вот и сегодня она наверняка побежала на ближайший рынок, чтобы купить свежие овощи и что-нибудь к обеду. Бабушку не удается убедить нанять управляющего, который сможет ее заменить, или хотя бы помощницу. Угождая молодым, Надя чувствует себя нужной, и ничего не приносит ей больше радости, чем их похвалы, разве что, возможно, счастливое лицо внучки. Бабушка радуется, что все хорошо закончилось. Нервный и опасный период уже миновал. Мятеж подавлен, а Йемен фигурирует на первом месте среди государств, которые нуждаются в помощи. Даже Барак Обама дал пару миллионов на восстановление и инвестиции в этом бедном государстве. Когда настанет благоденствие, никто не захочет войны, это правда.

Бабушка уже почти дотрагивается до ручки большой входной двери, когда вспоминает, что забыла о цветном женском журнале для внучки. Она оборачивается и почти трусцой бежит к маленькому магазинчику напротив, где снаружи на стеллажах лежат различные газеты. Бабушка отсчитывает мелочь и зовет продавца, который особенно не торопится, чтобы ее обслужить.

— Ja sadiki ! — кричит она в сторону выхода.

Вдруг дом сотрясает страшный грохот. Все окна вылетают, а Марыся и Хамид, которые едят в столовой, выходящей на улицу, падают на пол. Мужчина защищает жену своим собственным телом и трясущимися руками дотрагивается до ее головы.

— Любимая, ты цела? — шепчет он дрожащим голосом.

— Что это было? Бомба?

— Не двигайся, сейчас узнаю, — говорит Хамид и осторожно приближается к окну. — Это на противоположной стороне улицы. Там, где стояли магазинчик и киоск, сейчас большая воронка.

Он наблюдает за улицей из-за ниши.

— Говорила тебе, — Марыся от ужаса трясется всем телом, — что они найдут тебя даже под землей.

— Не говори чепухи, а то накличешь беду. Если бы это предназначалось мне, то нашего дома уже не было бы. Я ведь не тот бедный торговец, которого сейчас сгребают с тротуара, — говорит он, вздыхая.

— А может, это только предупреждение? — Марыся на цыпочках подходит к окну и издали смотрит на тротуар перед домом. — Ты видишь ту корзину на улице?! — вдруг спрашивает она охрипшим от волнения голосом.

— Какую?..

— Ту, цветную, с красной тесемкой на ручке! — выкрикивает Марыся, бросается вниз по лестнице, а потом мчится через сад. Она выбегает на улицу и проталкивается, орудуя локтями, в центр собравшейся толпы.

— Ни к чему не притрагиваться, это улики! — раздается голос неизвестно откуда появившегося полицейского. Он отталкивает Марысю, которая стоит как вкопанная, уставившись на окровавленную корзинку. Ее глаза полны слез.

— Это мое, — шепчет девушка. — Это моей бабушки.

Она наклоняется, берет корзинку и благоговейно несет ее домой.

Самолет приближается к земле, а ее все не видно. Вокруг только песок и пыль, от воздушных ям бросает в стороны, а пассажиры с ужасом смотрят по сторонам.

— Здесь уже не могли подложить бомбу, за дело взялась сама природа, — говорит Марыся с сарказмом.

— Постарайся не произносить слово на букву «б», а не то кто-нибудь услышит — и нас арестуют сразу после приземления. Эта страна помешана на такого рода делах. — Хамид сжимает руку жены, то ли чтобы успокоить, то ли чтобы предостеречь.

— Приятная страна, значит, и столица должна быть красивой. В центре пустыни! Здесь всегда столько пыли?

— Почти, — подтверждает мужчина, недовольно сжимая губы. — Если тебе здесь не понравится, то двинемся дальше, не беспокойся.

— Так может, сразу пересядем в следующий самолет, в каком-нибудь нормальном направлении?

Молодая женщина поворачивается лицом к иллюминатору, заканчивая тем самым бессмысленную дискуссию. Она закрывает глаза, окруженные завесой длинных черных ресниц, и вспоминает кошмар последних двадцати четырех часов.

После взрыва бомбы в небольшом магазинчике на узкой улочке, ведущей к их дому, события следуют одно за другим. В течение пары минут появляются специальные службы. Функционеры обследуют дом вдоль и поперек: собаки нюхают, пикает аппаратура. Через минуту становится ясно, что дом чист. Но после произошедшего в нем никто не должен жить, а тем более Хамид, которого, дело понятное и давно ожидаемое, наметили террористы. Убийство бабушки — это лишь предостережение, сигнал и начало игры в кошки-мышки. Марыся сидит с корзиной на коленях, прижимая ее к себе как ребенка. Она не в состоянии вымолвить ни одного слова. Уставившись в пространство, молодая женщина то и дело принимается теребить красную тесьму, которую бабушка привязала на счастье.

— Отдайте это! — кричит ей в ухо молодой служащий. — Там могут быть улики. — С этими словами он изо всей силы дергает за корзину.

В эту минуту все, что еще в ней оставалось, высыпается: помидоры, молодой лучок, спаржевая фасоль, старый мобильный телефон и вытертый кошелек. Девушка поднимает его и открывает, зная, что найдет в нем. Пара монет и бесценные фотографии теток — Малики, Самиры, тогда еще худенькой Хадиджи, а также своей матери и маленькой запеленатой девочки — ее сестры Дарьи. «Сейчас уже никто не назовет меня Марысей. Она умерла вместе с тобой, бабушка», — думает девушка. Сразу после этого она идет паковаться. Бросает вещи в большие дорожные баулы как попало, а чужие мужчины закрывают их и забирают в машины, припаркованные у черного хода. Прошло почти пятнадцать минут, когда Хамид вбегает в комнату, берет шкатулку с украшениями, о которой она совсем забыла, хватает ее за руку и вытягивает из дома. Не успевают они усесться, как большие черные «кадиллаки», взвизгнув шинами, начинают двигаться по улице. Сзади, между чемоданами, сидят, притаившись, охранник с «калашниковым» в руках и расстроенный Фалил в пуленепробиваемом жилете.