Таня Валько - Арабская жена

— Я не хочу, чтобы у тебя из-за меня были проблемы, — прерывает он меня на полуслове. — Не хочу, чтобы ты вынуждена была менять школу, не хочу, чтобы тебя называли арабской подстилкой.

— Мне на это плевать! — Я повышаю голос. — Мне до задницы, что обо мне говорят. И школу менять никто меня не заставит. Выпускной экзамен я сдам, даже не сомневайся.

— В маленьком городке сплетни могут серьезно подпортить жизнь. На тебя будут показывать пальцами, глумиться… Я не хочу, чтобы ты стала человеком второго сорта, к которому, увы, кое-кто относит меня. Ты можешь быть честнее всех на свете, но тебя все равно вычеркнут из списка — из-за цвета твоей кожи, места рождения или родственных связей.

— Еще раз повторяю: мне это до одного места, — решительно говорю я. — Раньше меня дразнили принцессой и высмеивали, а теперь дали мне новое прозвище. Ну и что? А ничего.

— И какое же это прозвище?

— Невеста черномазого. Что ж, еще не самое ужасное, — неуверенно посмеиваюсь я.

— Действительно, могло быть хуже. Но меня, Доротка, последнее происшествие поразило не на шутку. Конечно, вступить в дерьмо можно всегда, но умный человек избегает таких ситуаций. Прежде всего я боюсь за тебя.

— Это замечательно — именно таким я тебя и люблю, — говорю я и облегченно вздыхаю: слава богу, вернулся мой прежний Ахмед. — Так мы в конце концов встретимся или нет? — спрашиваю я, понимая, что надо ковать железо, пока горячо. — С тобой мне ничего не страшно. Я иду ва-банк, — снова шучу, чтобы разговор не звучал чересчур серьезно.

— И что же такого интересного ты собиралась мне сообщить? — спрашивает он.

— Даже не рассчитывай решить все по телефону, — обижаюсь я. — Неужели тебе не хочется увидеть меня?

— Конечно, хочется, но в твой городок меня пока не тянет.

— Этому я не удивляюсь. Я тоже теперь в темное время суток никуда не хожу. Даже в полдень, когда я иду по нашему району, у меня душа в пятки уходит.

— Ну вот, сама понимаешь… — Он почему-то сердится. — Приезжай ко мне в эти выходные.

— Ладно. Познань — прекрасный город, — быстро соглашаюсь я, пока он не передумал. — Я приеду в пятницу после обеда. Еще созвонимся. Только будь любезен, бери трубку, — говорю напоследок.

Выхожу из ванной, завернувшись в полотенце, и с радостным визгом бросаюсь маме на шею.

— Я же тебе говорила — все будет хорошо. — Она крепко обнимает меня.

— Думаешь?

— Знаю, глупышка. — Мама ласково гладит меня по щеке. — Кто же оставит такую красавицу? Будешь еще веревки из него вить!

— Ничего мне больше не надо, лишь бы он был со мной, — вздыхаю я и кладу голову ей на плечо.

— Знаешь, что говорили в местных новостях? — неожиданно меняет тему мама. — В маленьком озере поблизости от нашего городка нашли изувеченные останки какого-то юного бандита.

У меня перехватывает дыхание.

— У него было перерезано горло от уха до уха… Подумать только, что творится на этом свете!

Я выжидающе смотрю на нее.

— Не из тех ли он, которые напали на вас? Погоди-ка, в новостях упоминалось его имя… Пшемыслав… фамилию не помню.

— Ох, мне хочется поскорее забыть об этом. Должно быть, местные банды сводят свои счеты, — говорю я, хотя в памяти всплывает имя Пшемек.

— Да, да, ты права. Не стоит травить душу. Оставим это правосудию Господнему.

Я ощущаю, как дрожь пробегает по моей спине. Возможно, правосудие и свершилось, но оно далеко от Господнего.

В пятницу я сбега́ю с двух последних уроков — не могу дождаться встречи. Я не знаю, как отреагирует Ахмед на известие о моей беременности, мне страшновато говорить об этом, и я хочу одного: управиться с этим делом как можно скорее.

— Ты дома? — звоню я ему с вокзала.

— Ты что, уже едешь? — удивляется он.

— Я на месте!

— Но я заканчиваю в пять. Почему ты не предупредила, что будешь так рано? — В его голосе слышна озабоченность.

— Ничего страшного. Я приеду к твоему университету, отыщу какую-нибудь приятную кафешку и там подожду тебя. Я еще позвоню и скажу, где я, ладно?

— Договорились. Может быть, мне удастся вырваться пораньше. Я соскучился… — Последние слова он произносит страстным шепотом.

— Я тоже.

…Как же прекрасна студенческая жизнь! Я сижу за чашечкой кофе, вокруг меня — говорливая молодежь, и мне становится грустно при мысли о том, что я потеряла свой шанс продолжить образование и достигнуть чего-то в жизни. Мне осталось молиться о том, чтобы сдать выпускной экзамен. Ох, как же я усложнила себе жизнь! Обхватив голову руками, я предаюсь невеселым раздумьям.

— О чем думаем? — слышу я голос неожиданно появившегося Ахмеда. Он обнимает меня и целует в голову.

— О жизни… — Я печально вздыхаю.

Пристально смотрю на его осунувшееся лицо, силясь что-то прочитать на нем. Вроде бы тот самый взгляд, та самая мимика, но чувствуется какое-то отчуждение, будто между нами возникла невидимая стена. И этот шарф на шее, который плохо скрывает длинный свежий шрам…

— Эй, что с тобой? — в свою очередь беспокоится Ахмед. — Всего чуток не виделись, а ты изменилась. — Наклонившись, он смотрит мне в глаза — внимательно и напряженно.

— Ничего себе чуток! — с упреком говорю я. — Месяц — это ведь куча времени.

— Хорошо, что мы снова вместе. — Он берет меня за руку. — Пойдем ко мне домой. Вместе приготовим торжественный ужин.

— Нет, это даже к лучшему, что мы сначала встретились здесь, — холодно отвечаю я, отодвигаясь от него. — Нам нужно серьезно поговорить.

— Как хочешь. И о чем же пойдет речь? — обиженно спрашивает он.

— Вообще-то, я понятия не имею, как ты ко мне относишься и есть ли у тебя какие-то планы на будущее, связанные со мной, — начинаю я.

— Да, вижу, разговор действительно серьезный, — пытается шутить он.

— Не смейся надо мной! — не выдерживаю я и чувствую, как на глаза наворачиваются слезы.

— Доротка, что случилось? Не ходи вокруг да около, а скажи напрямик, что у тебя на душе. Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь. Я не раз говорил тебе о своих чувствах, и они не изменились.

— Да?! Но почему тогда ты дал мне ногой под зад? Подумать только, я вынуждена была умолять тебя об одной-единственной встрече! — тихо всхлипываю я.

Чувствую я себя по-идиотски, поскольку молодежь вокруг начинает обращать на нас внимание.

— Ты же знаешь причину, — рассерженно шепчет он. — Я хотел уберечь тебя. Я думал о тебе, а не о своем разбитом сердце.

— Но ты сделал мне больно! Что за дурацкое оправдание! — гневаюсь я. — Ради твоего блага я рублю тебе голову, продырявливаю живот, вырываю сердце! Все это — с мыслью о тебе! — передразниваю его.

— Не ори, на нас все смотрят. Неужели обязательно устраивать скандал? — нервничает он. — Если ты намерена говорить со мной в таком тоне, то я не хочу продолжать наш разговор.